Шапиро Историография (1982)
Глава 2. Английская историография
С одной стороны, Англия выступала как держава-победительница в первой мировой войне; она вновь существенно расширила свои колониальные владения, некоторое время, и не без успеха, соперничала с Францией за гегемонию в Европе. Однако многое (нарастающие экономические трудности, усиливавшееся отставание от ряда других империалистических держав — США, частично Японии, затем вновь Германии) говорило о том, что «золотые дни» британской буржуазии безвозвратно миновали. К концу 30-х годов Англия, как и четверть века назад, вновь столкнулась со смертельной угрозой со стороны быстро восстановившего и приумножившего свои силы германского империализма. Это было своего рода историческое возмездие за «мюнхенский» курс британских правящих кругов. Мощный подъем массового движения в 1918—1921 гг., создание Компартии Великобритании, всеобщая стачка 1926 г., значительный рост социальной борьбы в период мирового экономического кризиса 1929—1933 гг. наглядно свидетельствовали о внутренней нестабильности позиций английской буржуазии на первом этапе общего кризиса капитализма. В эти же годы произошла смена лейбористской партией сходивших на нет либералов.
Организационными центрами английской исторической науки,, как и прежде, являлись университеты: Кембриджский, Оксфордский, Эдинбургский, Манчестерский, Лондонский и др. Значительную часть британских историков объединяла Историческая ассоциация, поставившая своей целью содействие и совершенствование преподавания истории и развитие научных исследований в этой области. Функционировали также Шотландское историческое общество, Общество по изучению военной истории, Общество исследований в области экономической истории, Британская ассоциация архивов и пр.
Был создан ряд специальных научно-исследовательских учреждений в области истории: Институт по изучению стран Восточной Европы и славян (1915), Королевский институт международных отношений (1920), Институт исторических исследований при Лондонском университете (1921), Национальный институт экономических и социальных исследований (1938).
Публикацией по исторической тематике занимались многочисленные специальные периодические издания: «Английское историческое обозрение», «Кембриджский исторический журнал», «История», «Обозрение по экономической истории», «История сегодня» и др.
Наиболее значимыми направлениями в английской историографии тех лет оставались консервативное и либеральное. Вместе с тем последнее ослабевало" его главные идеи подвергались острой и обоснованной критике как справа, так и слева. Шаг вперед в изучении ряда важных проблем (история рабочего движения, предыстория революции XVII в.) сделала лейбористская историография. Заявило о себе первыми трудами по истории массового революционного и рабочего движения в Англии прогрессивное направление.
В сфере методологии традиционный британский эмпиризм, принципиальное недоверие и «нелюбовь» значительной части английских историков к теоретическим построениям продолжали оставаться определяющей чертой. Однако позитивистский в основном подход к историческому факту и к историческому процессу подвергался атакам. Усиливались релятивизм, сомнения в объективном характере исторического знания, отрицание идей исторической закономерности, прогресса.
Весьма характерным в этой связи явилось выступление влиятельного философа и историка оксфордского профессора неогегельянца Р. Дж. Коллингвуда, Его творчество, подобно творчеству А. Дж. Тойнби, было наиболее очевидным свидетельством развертывавшегося кризиса методологических основ английской буржуазной историографии. Хотя основная работа Коллингвуда по философско-историческим сюжетам — «Идея истории» вышла в свет в 1946 г., всем своим творчеством ученый принадлежит предшествующему периоду. Выступая против современных ему философов-неопозитивистов, острие своей критики автор направил против исторического и диалектического материализма. Он отрывал историю от естественных наук: в ней, по мнению Коллингвуда, нет и не может быть никаких закономерностей, предмет ее изучения— история мысли, равнозначная историческому процессу в целом. Согласно Коллингвуду, не события прошлого должны занимать историка, а их побудительные мотивы; главными движущими пружинами исторического процесса являются волевые импульсы отдельных личностей. Когда историк задает себе вопрос «почему Брут убил Цезаря», он имеет в виду, что думал при этом Брут'. Подобный подход донельзя обеднял, отчасти ликвидировал саму историческую науку, сводя ее предмет почти исключительно к истории индивидуального сознания и политических идей.
По мнению Коллингвуда, историк может познать мысль представителей давно ушедших поколений только путем переосмысления ее «в своем собственном сознании»2. История — это перевоплощение прошлых мыслей и идей в мозгу современного историка, т. е. в высшей степени субъективный процесс. Историческое воображение, таким образом, «создает историю».
Справедливо указывая на неизбежные лакуны в историческом материале, которым оперирует историк, на особую сложность исторического познания, Коллингвуд приходил к отрицанию объективной истины в исторической науке. Как справедливо отмечает советский исследователь И. С. Кон, «данные источников для него (Коллингвуда. — А. К.) — лишь столбы, на которых держится паутина априорного исторического воображения»3. Исходя из этого, английский философ отрицал общественный прогресс. «Было бы нелепо спрашивать, — утверждал он, — обнаруживает ли тот или иной период в истории, взятый в целом, прогресс по сравнению с предшествующим периодом, ибо историк никогда не в состоянии охватить его полностью» 4. Объективно-идеалистические в своей основе построения Р. Дж. Коллингвуда по ряду ответственнейших проблем исторического знания смыкались с субъективно-идеалистическим иррационализмом и крайними формами релятивизма.
Другим видным мыслителем, выступавшим по общим теоретико-методологическим проблемам исторического знания, был А. Дж. Тойнби ' (1889—1976), энциклопедически образованный историк и социолог, автор сотен больших и малых работ по всем , практически эпохам истории, включая античную, Востока, международных отношений и новейшую. В рассматриваемый период он опубликовал основную часть своего многотомного философско-ис-торического синтеза — «Исследование истории», завершающие тома которого увидели свет уже после второй мировой войны. Подобно Коллингвуду, Тойнби — буржуазно-либеральный мыслитель, защитник капиталистического общественного порядка и убежденный противник марксизма.
Наиболее существенное в творческом наследии Тойнби — глобальная философско-историческая схема развития общества от древнейших времен до наших дней. В момент, когда основная часть британских историков занималась мелкотемьем, принципиально отгораживалась от обобщения добытых ими фактов, появление синтетического труда Тойнби выглядело многообещающе и привлекло большое внимание ученых и широких кругов общественности.
Тойнби активно отстаивал право историка обобщать конкретный материал, выступал против тех ученых, которые декларировали свою приверженность «к одним лишь фактам». Их позицию он называл «преступной» и уподоблял ее поборников водителю, который закрывает глаза перед тем как дать газ. В центре построений Тойнби — положение о развитии человеческого общества в рамках замкнутых или почти замкнутых «локальных цивилизаций». Он насчитывал такую «цивилизацию»; восемь из них, утверждал он, дожили до наших дней. Каждая цивилизация развивалась по более или менее общим законам, выявляемым с помощью метода «сравнительного изучения». В основе всего мироздания, согласно Тойнби, лежит «божественный план» и закон «вызова-ответа» (по-разному проявляющегося в различных «цивилизациях» ответа на божественный вызов человечеству)
Тойнби как бы разрывал всемирно-историческое единство и, абсолютизируя особенности культуры различных регионов и эпох, создавал по своему произволу «новую картину мира». Он называет три области социальной жизни каждой «цивилизации»: культурную, политическую и экономическую. Из них первая оказывает якобы решающее воздействие на ту или иную «цивилизацию». Высшую ценность культуры составляет религия.
Каждая «цивилизация» развивается по принципу исторического круговорота, проходя последовательно пять стадий: возникновение, рост, кризис (брейкдаун), дезинтеграцию и гибель (окаменение) . Ее основной движущей силой является «жизненный порыв» незначительного творческого меньшинства, созидающей элиты. Судьбу каждой цивилизации определяет не что иное, как соотношение сил в ней между способной лишь к «подражанию» нетворческой массой и элитой. Когда «прометеев порыв» элиты иссякает и масса начинает оказывать основное воздействие на ход развития, «божественный вызов» не получает адекватного ответа, и «цивилизация» начинает клониться к гибели.
Из восьми имеющихся ныне «цивилизаций» семь (русско-ортодоксальная, византийско-ортодоксальная, арабская, индийская, дальневосточная, китайская, японо-корейская) находятся в состоянии кризиса или дезинтеграции. Судьба их практически решена. Иное происходит с восьмой — западной цивилизацией. Вопреки собственной логике, Тойнби отказывается распространить на нее свой суровый приговор, хотя и отмечает наличие в ней явных признаков внутреннего разлада (он связывает их возникновение с Реформацией и упадком католицизма). Но разлад этот — «лишь вызов, т. е. призыв к действию, но отнюдь не парализующий нашу волю смертный приговор. К счастью, нам известны судьбы других
цивилизаций, и знание это—компас, предостерегающий о том, что впереди рифы»6.
Так впечатляющие построения английского мыслителя оборачивались воинствующе-идеалистической, с сильным историософским элементом, буржуазно-апологетической теорией.
В рассматриваемый период в английской историографии главное внимание уделялось традиционной проблематике — Английской революции XVII в., промышленному перевороту и его последствиям, политической и в значительно меньшей степени экономической и социальной истории XVIII, XIX и начала XX столетий. Большая литература была посвящена проблемам внешней и отчасти колониальной политики. Серию значительных исследований по истории рабочего движения и положению британских трудящихся в годы промышленной революции создали историки-лейбористы.
Интерес к нему подогревала и сама только что закончившаяся война, результатом которой явилось новое устройство мира и ее последствия, ощущавшиеся весьма остро во всех сферах общественной жизни, и понятное стремление политиков и широких общественных кругов извлечь из недавнего прошлого наглядные уроки на будущее. Новые стимулы и направления этому интересу давало меняющееся положение дел в Европе и в мире: англо-германские и англо-советские отношения, «мюнхенская» политика, этапы назревания новой мировой войны. Дополнительным фактором этого рода служила и официальная публикация «Британские документы о происхождении войны. 1898—1914» (11 тт., 1926—1938), выходившая под редакцией известных историков Дж. Гуча, Г. Темперлея и Дж. Хидлэм-Морли. В этой обширной и ценной коллекции содержалось более 8,5 тыс. разнообразных документов, однако почти исключительно из архива Форин Оффис.
Основная направленность публикации — отвести от Англии обвинение в разжигании мировой войны. Наиболее показательным в этом отношении явился вышедший первым 11-й ее том под редакцией Хидлэм-Морли. Его тенденциозно подобранные материалы были призваны доказать, что Англия была застигнута событиями лета 1914 г. врасплох, а министр иностранных дел Э. Грей в эти дни заботился лишь о том, чтобы сохранить мир.
В первые послевоенные годы в литературе по данной проблеме почти безраздельно господствовало «антантофильское» направление, представители которого, как правило, были тесно связаны с правительственными учреждениями и активно отстаивали официальную точку зрения на события 1914—1918 гг. и их предысторию.
В ряде отношений наиболее серьезной из работ историков-«антантофилов» явилась книга профессора Лондонского университета, известного специалиста по истории Балкан Р. Ситон-Уот-,сона «Сараево. Исследование о происхождении великой войны» (1926). Снимая с сербов обвинение в провоцировании военного взрыва путем убийства в Сараево, автор много пишет о роли англо-германского соперничества и об обстоятельствах «июльского кризиса» 1914 г. Он возлагает основную вину за происшедшее на австро-венгерские и германские правящие круги. Вместе с тем книга Ситон-Уотсона всячески обеляет внешнеполитический курс британской империалистической буржуазии — одного из главных инициаторов первой мировой войны.
В противовес официальному развивалось «ревизионистское» .направление. Наиболее заметные труды, появившиеся в его русле и отмеченные стремлением «пересмотреть» вопрос о виновниках войны, вдохновлялись желанием влиятельной части британских правящих кругов представить в новом свете англо-германские отношения, расчистив тем пути для сближения с нацистской Германией. Главной же целью было создание реакционного антисоветского блока. Одним из характерных произведений «ревизионистской» литературы явилась книга видного историка и даровитого литератора Г. Никольсона «Сэр Артур Никольсон» (1930) — политическая биография незадолго до этого умершего отца писателя, известного британского дипломата, заместителя министра иностранных дел. Книга, основанная на английских и германских дипломатических документах, содержала очерк британской внешней политики и международных отношений в начале XX в. Главная ее цель — оспорить и поколебать положение о наличии в тот период глубоких и острых англо-германских противоречий, о неизбежности военного столкновения между двумя державами. Автор утверждает, будто накануне войны у стран Антанты не было и не могло быть намерений осуществить военное окружение Германии или расколоть Тройственный союз. Берлин также якобы был далек от желания развязать войну, однако германские дипломаты допустили много ошибок и оказались дезинформированными относительно подлинных намерений Антанты. Говоря о непосредственных зачинщиках войны, Никольсон называет Сербию, Австро-Венгрию и Россию, а поводом для взрыва считает «сербские интриги» в Австро-Венгрии.
Наглядным примером эволюции взглядов британских историков на проблемы мировой войны явились две книги известного специалиста по «дипломатической истории» кембриджского профессора Дж. П. Гуча. Если в «Истории современной Европы» (1923) автор вполне определенно называет кайзера Вильгельма главным зачинщиком войны, то в работе «Накануне войны» (2 тт., 1939), разрекламированной буржуазной прессой как наиболее выдающееся произведение по данному сюжету, он дает совершенно иную картину. В книге, которая содержит десять монографического характера очерков о «творцах европейской политики» начала века — от Бюллова до Пуанкаре, Гуч, подобно Никольсону, стремится убедить читателя в том, что правящие круги Англии, Франции и Германии менее всего повинны в возникновении войны. Английский министр иностранных дел Э. Грей выступает у него как человек, неприемлющий саму идею разрешения споров военным путем и одержимый мыслью наладить англо-германское сотрудничество. Пацифистом предстает канцлер Бетман-Гольвег. В итоге создается впечатление, будто в германских правнтельст» венных кругах не было ни одного лица, которое способствовало разжиганию военного конфликта. Чтобы выйти из положения, автор отстаивает несостоятельную версию о якобы имевшей место «зависимости» Германии от Австро-Венгрии. В союзе двух этих держав «Австрия стала наездником, а Германия конем», — бездоказательно заявляет он.
Таким образом, историки обоих направлений отрывали «дипломатическую историю», историю международных отношений, от внутренней политики империалистических государств.
Тревельян предпочитал разрабатывать крупномасштабные темы, давать широкие, хронологически протяженные картины жизни английского общества. Его работы отличает, как правило, высокое литературное мастерство. Однако, примыкая многими сторонами своего творчества к старой позитивистской традиции английской буржуазной историографии, оставаясь верным идее плавного прогресса как якобы характерной черте исторического развития Англии, он испытал воздействие модного методологического скептицизма. История для него — вид искусства, она сродни поэзии и взывает в первую очередь к творческому воображению исследователя. Исторические явления индивидуальны и неповторимы, все попытки сравнить, обобщить их и на этой основе выявить в истории закономерность заранее обречены.
Наиболее крупным и показательным произведением Тревельяна в этот период является «История Англии» (1926) с древнейших времен до начала 1920-х годов. Как отметил в предисловии автор, он ставил своей задачей «осветить социальное развитие английского народа в связи с экономическими условиями его жизни, политическими институтами и деятельностью в заморских территориях (в связи с колониальной политикой. — А. К.)»8- В выполнении этой программы Тревельян был довольно последователен и немалого достиг. Им собран и систематизирован огромный и разнообразный фактический материал. Вместе с тем он рассматривает историю Англии как неповторимую индивидуальность, развивающуюся по своему, принципиально отличному от других стран пути. Венцом английского исторического процесса, считал Тревельян, явилось «справедливое и благополучное» позд-невикторианское общество, отмеченное классовой гармонией и полнотой демократических свобод. Его гарантом и стражем выступает ставший наконец в полной мере выразителем народных чаяний британский парламент. Особое место в этой системе принадлежит либеральной партии, в рамках которой под главенством буржуазных политиков плодотворно сотрудничают оба основных класса современного английского общества — буржуазия и пролетариат.
Весьма показательна авторская трактовка крупнейшего в новой истории Англии массового революционного движения — чартизма. Как пишет Тревельян, его породили недовольство Новым законом о бедных и чрезмерно длинный рабочий день на фабриках. Это был «вопль негодования» осознавших себя в классовом отношении страдающих наемных рабочих9. Основную слабость чартизма автор усматривал в том, что движение развивалось самостоятельно и отвергало союз с буржуазией. Он отказывался видеть в чартизме посягательство английского рабочего класса на политическую власть, т. е. то, чем он был на самом деле. Тревельян убежден, что наемные рабочие ратовали лишь за парламентские реформы, которые позже — в 1867 и 1884 гг. — и провела английская буржуазия. Но это стало возможным лишь после того, как рабочие пересмотрели свое отрицательное отношение к буржуазии и примирились с ее политической гегемонией. Объединенными усилиями были окончательно низвергнуты лендлорды, и Англия избавилась от угрозы классовой войны. Так, Тревельян, выражаясь современным языком, «интегрирует» революционное движение народных масс в либеральную схему исторического процесса. «Возможно, что в самом процессе постепенных улучшений мало логики, однако бесспорно, что сама постепенность этого беспрерывного движения содержит огромные преимущества для жизни нации в целом» 10, — утверждал он.
В ту же самую схему прочно включена и Английская революция середины XVII в., которую Тревельян чаще называет «Пуританской революцией», или «Великой гражданской войной». Для него это было прежде всего восстание сквайров против прерогатив короны, местных интересов против сильной централизованной власти. Сквайров (оппозиционную короне их часть) поддержали буржуазия и прочие горожане и крестьянство. Победа парламента означала победу сквайров. Тревельян заявлял, что движущей пружиной этого бунта был якобы религиозный вопрос. Верный себе, он противопоставляет «Английскую гражданскую войну» Французской революции: «бескорыстно преданные, беззаветно отважные кавалеры и стойкие, одержимые заботой об общем благе круглоголовые» стояли «неизмеримо выше» французских якобинцев и эмигрантов-дворян, ибо «гражданская война там была не крахом прогнившего общества, рушившегося в хаосе классовой ненависти и разгула низменных интересов, но состязанием во имя победы соперничавших политических и религиозных идеалов; разделивших население страны, здоровой социально и процветающей экономически».
Наиболее известный из них — Г. Баттерфилд стал одним из самых крупных консервативных историков послевоенного периода. Нэмир решительно выступал против радикальных сдвигов в процессе исторического развития, подчеркивал благотворный характер преемственности и традиций. Судьбы Английской революции XVII в. и Французской революции XVIII в., по его мнению, показали, что все попытки «зачеркнуть» прошлое обречены на провал.
По распространенному мнению, Л. Нэмир являлся чуть ли не самым крупным авторитетом в английской буржуазной историографии XX столетия. Ему принадлежит большое число работ по политической истории Европы с XVIII в. и до второй мировой войны. Однако широкая известность пришла к нему с трудами «Политическая структура к моменту восшествия на престол Георга III» (2 тт., 1927) и «Англия в эпоху Американской революции» (1930). Они нанесли невосполнимый урон либеральной концепции в ее, как прежде казалось, наименее уязвимой части, скомпрометировали и подорвали ее в целом. Как отметил советский ученый Н. А. Ерофеев, Нэмир много сделал для дискредитации вигской концепции английской истории. Развеяв эту легенду, Нэмир одновременно «подорвал и основания для апологетических выводов относительно английской политической системы» .
В работе «Политическая структура...», которая была существенным вкладом в исследование политической истории Англии XVIII в., Нэмир рассмотрел очень короткий хронологический период — 1760 год. Использовав большой круг источников, он детально изучил существовавшую тогда в Англии избирательную систему, состав и деятельность парламента и кабинета министров. С фактами в руках он показал несостоятельность попыток историков-либералов представить складывание в XVIII в. двухпартийной системы итогом самоотверженной борьбы «поборников демократии» — вигов против королевского самовластия и союзных двору сил. Он выступил против утверждения о том, будто в 1760 г. Георг III отверг верховенство парламента и начал править единолично, и это дорого обошлось Англии: были потеряны американские колонии. Нэмир доказал, что никакого антипарламентского «заговора» не существовало в помине, что инициатором вызвавшего кризис антиамериканского законодательства являлась не корона, а сам парламент.
Так же рухнула и легенда о складывании в тот период в законченных формах двухпартийной системы. Как показал Нэмир, действовавшие тогда на английской политической арене две рыхлые, постоянно менявшие свой облик коалиции имели мало общего с подлинными политическими партиями. У них не было никакой программы, и единственным мотивом их деятельности являлась борьба за доходные места.
Вместе с тем разоблачение вышеназванных историографических легенд отнюдь не означало, что Нэмир выступил обличителем пороков британской политической системы. Совсем наоборот. В противовес вигскому он стремился конституировать в историографии торийский вариант идеализированной картины британского политического строя. Отвергая версию о бурных политических перипетиях 60—70-х годов XVIII в., он заменял ее представлениями о неизменной политической стабильности английской государственной системы в тот период.
Нэмир взял на себя неблагодарную задачу оградить британскую парламентскую систему XVIII в. от многочисленных, хорошо обоснованных обвинений в коррупции и разного рода злоупотреблениях. Широко практиковавшийся подкуп депутатов он именовал «признаком свободы и независимости», ибо «никто не станет давать взятки там, где можно припугнуть». Подобным же образом он «реабилитировал» систему «гнилых местечек», заявляя, что именно она обеспечивала возможность талантливым разночинцам и чиновникам проникнуть в палату, чтобы с пользой послужить своей стране Ч Английские историки-коммунисты с основанием назвали влиятельную историческую концепцию Л. Нэмира «ученым торизмом».
Попытку пересмотра ряда важных моментов «Ревизионизм» в сфе- английской экономической и социальной исто-
ре изучения экономической истории Рии нового времени, направленную против марксизма и некоторых «устаревших» установок лейбористской историографии (в первую очередь в трудах Б. и Дж. Хэммондов), предпринял ведущий специалист в этой области профессор Кембриджского университета Дж. X. Клэпем (1873—1946). В 1926—1939 гг. он выступил с большой работой «Экономическая история Великобритании» (3 тт.) и рядом других. Основной труд Клэпема базируется на солидном источниковедческом фундаменте — главным образом официальных и парламентских материалах. Книга освещает широкий спектр проблем: развитие отраслей промышленности, финансовой и банковской системы, социальные последствия экономического развития, связанные с ним демографические процессы.
Автор стремится продемонстрировать свою научную беспристрастность, избегает обобщений и выводов, хочет сконцентрировать внимание исключительно «на фактической стороне дела». Однако эта тонкая маскировка не может скрыть того, что Клэпем пробует опровергнуть факты промышленной революции в истории Англии и связанного с развитием капитализма значительного ухудшения положения широких трудящихся масс. Он пытается доказать, будто в экономической истории Англии не было разительного качественного скачка — одни лишь постепенные, хотя и неуклонно осуществлявшиеся небольшие изменения. Точно так же он стремится доказать, что никакого ухудшения в положении английского рабочего в первой половине XIX в. не произошло. Рассматривая более позднюю эпоху, он проходит мимо очевидных фактов складывания в Англии монополий.
Концепция Дж. Клэпема и его труды влияли и продолжают оказывать влияние на буржуазную историографию, они активно используются для апологетики истории капитализма.
В рассматриваемый период продолжала раз-Лейбористская виваться лейбористская историография, окон-истсриография чательно оформившаяся в эти годы в самостоятельное направление исторической науки. Диапазон историков-лейбористов был еще ограничен: история английского рабочего движения выступала чуть ли не единственной темой их работ. Но в этой области был достигнут немалый сдвиг: академическая разработка проблематики рабочего движения стала признанной частью английской историографии нового и новейшего времени. В методологическом отношении лейбористская историография развивалась по стопам С. и Б. Веббов. Она многое позаимствовала у историографии либеральной, в частности идею плавного, постепенного прогресса, без взрывов и скачков, преувеличенный интерес к британскому парламентаризму и предпочтительный — к «институтам» (здесь к структуре и деятельности лейбористской партии и ее парламентской фракции, тред-юнионов и кооперативных организаций). Уделяя значительное внимание экономическим условиям жизни и борьбы рабочих, историки-лейбористы подчас претендовали на материалистическую интерпретацию истории (например, Дж. Коул).
Действительно, в работах лейбористских историков более, чем в буржуазной историографии, заметны элементы материалистического подхода к историческому процессу, однако их методологическим стержнем чаще всего остается идеализм позитивистского толка. Они придают неправомерно большое значение морально-этическим факторам и индивидуальной психологии, деятельности отдельных личностей (реформистских рабочих-теоретиков и вождей и пр.), недооценивают роль массового движения, принижают революционную инициативу трудящихся. Как правило, лейбористские историки отрицательно относятся к марксизму.
Наиболее крупной фигурой в лейбористской историографии являлся оксфордский профессор, многолетний председатель Фабианского общества, влиятельный теоретик социал-реформизма Дж. Коул (1889—1959). По своим политическим взглядам и практике он принадлежал к левому крылу лейбористской партии, нередко вступал в противоречия с ее официальным правым руководством. Признавая наличие классового неравенства в Англии и необходимость перехода от капитализма к социализму, он призывал осуществлять его мирно и постепенно, используя «надклассовый» характер британской парламентской системы, предоставляющий якобы возможность обеспечить существенные изменения в базисе, и в первую очередь в распределении богатств «сверху», законодательным путем. Такова была позиция Коула. Однако в предвоенные, военные и в начале 20-х годов он отдал дань гильдейскому социализму, выступая одним из главных его теоретиков и вождей.
Наиболее показательным для творчества Коула-историка трудом рассматриваемого периода являлась «Краткая история английского рабочего движения» (3 тт., 1925—1927). В ней подвергся теоретическому обобщению большой привлеченный автором фактический материал. На этой основе была развернута концепция истории британского рабочего движения в новое время. Косвенное воздействие марксизма ощущается в том, что Коул справедливо связывает возникновение современного рабочего движения с промышленной революцией. Именно на ее базе, указывал автор, сложилось подлинное рабочее движение, т. е. опирающееся на определенную систему социальных институтов (тред-юнионы, кооперативные общества, политические партии, социалистические организации) и обладающее известной общностью взглядов и идейных установок.
Ключ к пониманию концепции Коула — его трехчленная периодизация истории рабочего движения. Первый период, с последней трети XVIII в. до 1848 г., — «период бунта», характеризующийся цепью восстаний против «новой промышленной системы», т. е. фабричного капитализма. Однако в эти годы рабочие, включая чартистов, еще главным образом смотрели назад — выступали за возвращение к земле и объективно выглядели реакционно. В течение второго периода, от 1848 г. до 80-х годов, происходило приспособление рабочего движения к капиталистической действительности, признание им капитализма и буржуазного правопорядка неизбежным условием существования. В эти годы создается та самая структура тред-юнионов и кооперативных обществ, которая и в последующие периоды в основном продолжает оставаться фундаментом современного рабочего движения. Наконец, третий период, с 80-х годов до начала первой мировой войны, характеризуется внедрением идей социализма в британское рабочее движение, значительным расширением рамок тред-юнионизма за счет неквалифицированных и малоквалифицированных рабочих и обретением рабочим классом своего самостоятельного лица (создание Независимой рабочей партии — НРП, а затем и Британской лейбористской партии — БЛП).
В построениях Коула (особенно относительно 2-го и 3-го периодов) немало верного. Однако им присущи существенные искажения действительности. Отвергая марксизм, Коул не смог правильно определить характер развития классовой борьбы в Англии тех лет. Уделяя известное внимание революционной тенденции в развитии британского рабочего движения, он не понял ее объективной основы, глубокой закономерности и прогрессивности ее роста и подъема. Марксизм, который Коул отождествлял с идеями гайндмановской Социал-демократической федерации, был якобы глубоко чужд организованному в тред-юнион британскому рабочему. Гораздо ближе и созвучнее его потребностям и интересам оказался «оппортунистический социализм» Дж. Кейр-Харди и его коллег из Независимой рабочей партии.
Эти слабые стороны воззрений Коула в дальнейшем проявились со значительно большей силой в связи с его поправением в области политики. В работе «Политическая деятельность британского рабочего класса, 1832—1914» (1941) он уделял революционной тенденции в рабочем движении куда меньше внимания, характеризовал ее в иронических тонах, неправомерно умалял ее объективное значение в истории английского рабочего класса и его борьбы. Выдвинутая Коулом концепция истории английского рабочего движения до сих пор продолжает оказывать влияние не только на социал-реформистскую, но и на буржуазную историографию.
Лейбористское направление в рассматриваемыи~1шриоХТы. двинуло еще одного крупного историка-профессионала профессора Лондонского университета Р. Г. Тоуни. Как и Коул, он основатель научной школы, известный теоретик британского лейборизма. Наиболее значительное произведение Тоуни — «Аграрная проблема в XVI столетии» (1912), общие выводы ее близки к марксистской историографии. В 1926 г. ученый выступил с большой работой «Религия и возникновение капитализма», в которой поставил в прямую связь проблемы роста протестантизма и капиталистических отношений в предреволюционной Англии XVI— начала XVII в. Однако верно решить коренной вопрос о соотношении социально-экономического и религиозного факторов до и в ходе революции он не смог.
В 1941 г. Тоуни опубликовал важный труд «Подъем джентри, 1558—1640 гг.», в котором с применением статистических методов исследования убедительно показал социально-экономические и политические корни возникновения и роста нового дворянства в Англии, хозяйственное и общественное значение этого феномена. Уже после войны работа послужила основанием для острой дискуссии («буря вокруг джентри»).
Научная традиция здесь складывалась главным образом из творческой деятельности авторов двух типов: приближающихся к материалистическому пониманию исторического процесса историков-профессионалов и выступавших по актуальным проблемам исторического прошлого руководителей и членов Компартии Великобритании. Среди вторых было мало профессиональных историков, значительная часть их работ носила публицистический или полупублицистическнй характер. Тем не менее вклад их в становление передовой историографии в Англии был весьма значителен. Закономерный процесс сближения двух вышеназванных сил позволил руководству КПВ создать накануне второй мировой войны при ЦК КПВ Группу историков-марксистов. Несмотря на свою малочисленность и большие трудности, связанные с резко антикоммунистическим курсом правящих кругов британской буржуазии во всех областях политической, культурной и научной жизни, историки прогрессивного направления стремились активно полемизировать с буржуазной и социал-реформистской историографией по наиболее актуальным и острым вопросам изучения и оценки исторического прошлого, противопоставлять их концепциям собственные построения,
В 1938 г. коммунист А. Мортон осуществил первую попытку создать с марксистских позиций обобщающий труд по истории Великобритании с древнейших времен до первой мировой войны. «Народная история Англии» была воспринята как значительное событие в прогрессивной историографии. Она вызвала острые дискуссии, в ходе которых были выявлены и частично пересмотрены многие до конца не решенные и спорные вопросы английского прошлого. Уже после войны, в 1945, 1946 и 1948 гг., вышли в свет 2-е и 3-е издания этой работы.
В противовес буржуазной историографии автор-марксист стремился вскрыть в первую очередь основные движущие силы и закономерности исторического процесса в Англии. Фундаментом и определяющей основой его подхода к английской истории в различные ее эпохи стал анализ состояния производительных сил. Благодаря этому история Англии в целом раскрывалась как глубоко закономерный процесс. На первый план в «Народной истории Англии» выступили трудящиеся массы, производители материальных благ, и классовая борьба, непрерывно и в многообразных формах ведущаяся между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Мортон убедительно показал, что именно народ — английские рабочие и крестьяне — является подлинным творцом истории Англии.
Научный подход позволил автору по-новому осветить ряд ключевых событий английской истории. Особое внимание он уделил периодам массового революционного подъема. Анализируя забытые, игнорируемые или ранее неизвестные факты, он выявлял революционную традицию в национальной истории. Так, идеалистическим концепциям «Пуританской рев
Организационными центрами английской исторической науки,, как и прежде, являлись университеты: Кембриджский, Оксфордский, Эдинбургский, Манчестерский, Лондонский и др. Значительную часть британских историков объединяла Историческая ассоциация, поставившая своей целью содействие и совершенствование преподавания истории и развитие научных исследований в этой области. Функционировали также Шотландское историческое общество, Общество по изучению военной истории, Общество исследований в области экономической истории, Британская ассоциация архивов и пр.
Был создан ряд специальных научно-исследовательских учреждений в области истории: Институт по изучению стран Восточной Европы и славян (1915), Королевский институт международных отношений (1920), Институт исторических исследований при Лондонском университете (1921), Национальный институт экономических и социальных исследований (1938).
Публикацией по исторической тематике занимались многочисленные специальные периодические издания: «Английское историческое обозрение», «Кембриджский исторический журнал», «История», «Обозрение по экономической истории», «История сегодня» и др.
Наиболее значимыми направлениями в английской историографии тех лет оставались консервативное и либеральное. Вместе с тем последнее ослабевало" его главные идеи подвергались острой и обоснованной критике как справа, так и слева. Шаг вперед в изучении ряда важных проблем (история рабочего движения, предыстория революции XVII в.) сделала лейбористская историография. Заявило о себе первыми трудами по истории массового революционного и рабочего движения в Англии прогрессивное направление.
В сфере методологии традиционный британский эмпиризм, принципиальное недоверие и «нелюбовь» значительной части английских историков к теоретическим построениям продолжали оставаться определяющей чертой. Однако позитивистский в основном подход к историческому факту и к историческому процессу подвергался атакам. Усиливались релятивизм, сомнения в объективном характере исторического знания, отрицание идей исторической закономерности, прогресса.
Весьма характерным в этой связи явилось выступление влиятельного философа и историка оксфордского профессора неогегельянца Р. Дж. Коллингвуда, Его творчество, подобно творчеству А. Дж. Тойнби, было наиболее очевидным свидетельством развертывавшегося кризиса методологических основ английской буржуазной историографии. Хотя основная работа Коллингвуда по философско-историческим сюжетам — «Идея истории» вышла в свет в 1946 г., всем своим творчеством ученый принадлежит предшествующему периоду. Выступая против современных ему философов-неопозитивистов, острие своей критики автор направил против исторического и диалектического материализма. Он отрывал историю от естественных наук: в ней, по мнению Коллингвуда, нет и не может быть никаких закономерностей, предмет ее изучения— история мысли, равнозначная историческому процессу в целом. Согласно Коллингвуду, не события прошлого должны занимать историка, а их побудительные мотивы; главными движущими пружинами исторического процесса являются волевые импульсы отдельных личностей. Когда историк задает себе вопрос «почему Брут убил Цезаря», он имеет в виду, что думал при этом Брут'. Подобный подход донельзя обеднял, отчасти ликвидировал саму историческую науку, сводя ее предмет почти исключительно к истории индивидуального сознания и политических идей.
По мнению Коллингвуда, историк может познать мысль представителей давно ушедших поколений только путем переосмысления ее «в своем собственном сознании»2. История — это перевоплощение прошлых мыслей и идей в мозгу современного историка, т. е. в высшей степени субъективный процесс. Историческое воображение, таким образом, «создает историю».
Справедливо указывая на неизбежные лакуны в историческом материале, которым оперирует историк, на особую сложность исторического познания, Коллингвуд приходил к отрицанию объективной истины в исторической науке. Как справедливо отмечает советский исследователь И. С. Кон, «данные источников для него (Коллингвуда. — А. К.) — лишь столбы, на которых держится паутина априорного исторического воображения»3. Исходя из этого, английский философ отрицал общественный прогресс. «Было бы нелепо спрашивать, — утверждал он, — обнаруживает ли тот или иной период в истории, взятый в целом, прогресс по сравнению с предшествующим периодом, ибо историк никогда не в состоянии охватить его полностью» 4. Объективно-идеалистические в своей основе построения Р. Дж. Коллингвуда по ряду ответственнейших проблем исторического знания смыкались с субъективно-идеалистическим иррационализмом и крайними формами релятивизма.
Другим видным мыслителем, выступавшим по общим теоретико-методологическим проблемам исторического знания, был А. Дж. Тойнби ' (1889—1976), энциклопедически образованный историк и социолог, автор сотен больших и малых работ по всем , практически эпохам истории, включая античную, Востока, международных отношений и новейшую. В рассматриваемый период он опубликовал основную часть своего многотомного философско-ис-торического синтеза — «Исследование истории», завершающие тома которого увидели свет уже после второй мировой войны. Подобно Коллингвуду, Тойнби — буржуазно-либеральный мыслитель, защитник капиталистического общественного порядка и убежденный противник марксизма.
Тойнби активно отстаивал право историка обобщать конкретный материал, выступал против тех ученых, которые декларировали свою приверженность «к одним лишь фактам». Их позицию он называл «преступной» и уподоблял ее поборников водителю, который закрывает глаза перед тем как дать газ. В центре построений Тойнби — положение о развитии человеческого общества в рамках замкнутых или почти замкнутых «локальных цивилизаций». Он насчитывал такую «цивилизацию»; восемь из них, утверждал он, дожили до наших дней. Каждая цивилизация развивалась по более или менее общим законам, выявляемым с помощью метода «сравнительного изучения». В основе всего мироздания, согласно Тойнби, лежит «божественный план» и закон «вызова-ответа» (по-разному проявляющегося в различных «цивилизациях» ответа на божественный вызов человечеству)
Тойнби как бы разрывал всемирно-историческое единство и, абсолютизируя особенности культуры различных регионов и эпох, создавал по своему произволу «новую картину мира». Он называет три области социальной жизни каждой «цивилизации»: культурную, политическую и экономическую. Из них первая оказывает якобы решающее воздействие на ту или иную «цивилизацию». Высшую ценность культуры составляет религия.
Каждая «цивилизация» развивается по принципу исторического круговорота, проходя последовательно пять стадий: возникновение, рост, кризис (брейкдаун), дезинтеграцию и гибель (окаменение) . Ее основной движущей силой является «жизненный порыв» незначительного творческого меньшинства, созидающей элиты. Судьбу каждой цивилизации определяет не что иное, как соотношение сил в ней между способной лишь к «подражанию» нетворческой массой и элитой. Когда «прометеев порыв» элиты иссякает и масса начинает оказывать основное воздействие на ход развития, «божественный вызов» не получает адекватного ответа, и «цивилизация» начинает клониться к гибели.
Из восьми имеющихся ныне «цивилизаций» семь (русско-ортодоксальная, византийско-ортодоксальная, арабская, индийская, дальневосточная, китайская, японо-корейская) находятся в состоянии кризиса или дезинтеграции. Судьба их практически решена. Иное происходит с восьмой — западной цивилизацией. Вопреки собственной логике, Тойнби отказывается распространить на нее свой суровый приговор, хотя и отмечает наличие в ней явных признаков внутреннего разлада (он связывает их возникновение с Реформацией и упадком католицизма). Но разлад этот — «лишь вызов, т. е. призыв к действию, но отнюдь не парализующий нашу волю смертный приговор. К счастью, нам известны судьбы других
цивилизаций, и знание это—компас, предостерегающий о том, что впереди рифы»6.
Так впечатляющие построения английского мыслителя оборачивались воинствующе-идеалистической, с сильным историософским элементом, буржуазно-апологетической теорией.
В рассматриваемый период в английской историографии главное внимание уделялось традиционной проблематике — Английской революции XVII в., промышленному перевороту и его последствиям, политической и в значительно меньшей степени экономической и социальной истории XVIII, XIX и начала XX столетий. Большая литература была посвящена проблемам внешней и отчасти колониальной политики. Серию значительных исследований по истории рабочего движения и положению британских трудящихся в годы промышленной революции создали историки-лейбористы.
Интерес к нему подогревала и сама только что закончившаяся война, результатом которой явилось новое устройство мира и ее последствия, ощущавшиеся весьма остро во всех сферах общественной жизни, и понятное стремление политиков и широких общественных кругов извлечь из недавнего прошлого наглядные уроки на будущее. Новые стимулы и направления этому интересу давало меняющееся положение дел в Европе и в мире: англо-германские и англо-советские отношения, «мюнхенская» политика, этапы назревания новой мировой войны. Дополнительным фактором этого рода служила и официальная публикация «Британские документы о происхождении войны. 1898—1914» (11 тт., 1926—1938), выходившая под редакцией известных историков Дж. Гуча, Г. Темперлея и Дж. Хидлэм-Морли. В этой обширной и ценной коллекции содержалось более 8,5 тыс. разнообразных документов, однако почти исключительно из архива Форин Оффис.
Основная направленность публикации — отвести от Англии обвинение в разжигании мировой войны. Наиболее показательным в этом отношении явился вышедший первым 11-й ее том под редакцией Хидлэм-Морли. Его тенденциозно подобранные материалы были призваны доказать, что Англия была застигнута событиями лета 1914 г. врасплох, а министр иностранных дел Э. Грей в эти дни заботился лишь о том, чтобы сохранить мир.
В первые послевоенные годы в литературе по данной проблеме почти безраздельно господствовало «антантофильское» направление, представители которого, как правило, были тесно связаны с правительственными учреждениями и активно отстаивали официальную точку зрения на события 1914—1918 гг. и их предысторию.
В ряде отношений наиболее серьезной из работ историков-«антантофилов» явилась книга профессора Лондонского университета, известного специалиста по истории Балкан Р. Ситон-Уот-,сона «Сараево. Исследование о происхождении великой войны» (1926). Снимая с сербов обвинение в провоцировании военного взрыва путем убийства в Сараево, автор много пишет о роли англо-германского соперничества и об обстоятельствах «июльского кризиса» 1914 г. Он возлагает основную вину за происшедшее на австро-венгерские и германские правящие круги. Вместе с тем книга Ситон-Уотсона всячески обеляет внешнеполитический курс британской империалистической буржуазии — одного из главных инициаторов первой мировой войны.
В противовес официальному развивалось «ревизионистское» .направление. Наиболее заметные труды, появившиеся в его русле и отмеченные стремлением «пересмотреть» вопрос о виновниках войны, вдохновлялись желанием влиятельной части британских правящих кругов представить в новом свете англо-германские отношения, расчистив тем пути для сближения с нацистской Германией. Главной же целью было создание реакционного антисоветского блока. Одним из характерных произведений «ревизионистской» литературы явилась книга видного историка и даровитого литератора Г. Никольсона «Сэр Артур Никольсон» (1930) — политическая биография незадолго до этого умершего отца писателя, известного британского дипломата, заместителя министра иностранных дел. Книга, основанная на английских и германских дипломатических документах, содержала очерк британской внешней политики и международных отношений в начале XX в. Главная ее цель — оспорить и поколебать положение о наличии в тот период глубоких и острых англо-германских противоречий, о неизбежности военного столкновения между двумя державами. Автор утверждает, будто накануне войны у стран Антанты не было и не могло быть намерений осуществить военное окружение Германии или расколоть Тройственный союз. Берлин также якобы был далек от желания развязать войну, однако германские дипломаты допустили много ошибок и оказались дезинформированными относительно подлинных намерений Антанты. Говоря о непосредственных зачинщиках войны, Никольсон называет Сербию, Австро-Венгрию и Россию, а поводом для взрыва считает «сербские интриги» в Австро-Венгрии.
Наглядным примером эволюции взглядов британских историков на проблемы мировой войны явились две книги известного специалиста по «дипломатической истории» кембриджского профессора Дж. П. Гуча. Если в «Истории современной Европы» (1923) автор вполне определенно называет кайзера Вильгельма главным зачинщиком войны, то в работе «Накануне войны» (2 тт., 1939), разрекламированной буржуазной прессой как наиболее выдающееся произведение по данному сюжету, он дает совершенно иную картину. В книге, которая содержит десять монографического характера очерков о «творцах европейской политики» начала века — от Бюллова до Пуанкаре, Гуч, подобно Никольсону, стремится убедить читателя в том, что правящие круги Англии, Франции и Германии менее всего повинны в возникновении войны. Английский министр иностранных дел Э. Грей выступает у него как человек, неприемлющий саму идею разрешения споров военным путем и одержимый мыслью наладить англо-германское сотрудничество. Пацифистом предстает канцлер Бетман-Гольвег. В итоге создается впечатление, будто в германских правнтельст» венных кругах не было ни одного лица, которое способствовало разжиганию военного конфликта. Чтобы выйти из положения, автор отстаивает несостоятельную версию о якобы имевшей место «зависимости» Германии от Австро-Венгрии. В союзе двух этих держав «Австрия стала наездником, а Германия конем», — бездоказательно заявляет он.
Таким образом, историки обоих направлений отрывали «дипломатическую историю», историю международных отношений, от внутренней политики империалистических государств.
Наиболее крупным и показательным произведением Тревельяна в этот период является «История Англии» (1926) с древнейших времен до начала 1920-х годов. Как отметил в предисловии автор, он ставил своей задачей «осветить социальное развитие английского народа в связи с экономическими условиями его жизни, политическими институтами и деятельностью в заморских территориях (в связи с колониальной политикой. — А. К.)»8- В выполнении этой программы Тревельян был довольно последователен и немалого достиг. Им собран и систематизирован огромный и разнообразный фактический материал. Вместе с тем он рассматривает историю Англии как неповторимую индивидуальность, развивающуюся по своему, принципиально отличному от других стран пути. Венцом английского исторического процесса, считал Тревельян, явилось «справедливое и благополучное» позд-невикторианское общество, отмеченное классовой гармонией и полнотой демократических свобод. Его гарантом и стражем выступает ставший наконец в полной мере выразителем народных чаяний британский парламент. Особое место в этой системе принадлежит либеральной партии, в рамках которой под главенством буржуазных политиков плодотворно сотрудничают оба основных класса современного английского общества — буржуазия и пролетариат.
Весьма показательна авторская трактовка крупнейшего в новой истории Англии массового революционного движения — чартизма. Как пишет Тревельян, его породили недовольство Новым законом о бедных и чрезмерно длинный рабочий день на фабриках. Это был «вопль негодования» осознавших себя в классовом отношении страдающих наемных рабочих9. Основную слабость чартизма автор усматривал в том, что движение развивалось самостоятельно и отвергало союз с буржуазией. Он отказывался видеть в чартизме посягательство английского рабочего класса на политическую власть, т. е. то, чем он был на самом деле. Тревельян убежден, что наемные рабочие ратовали лишь за парламентские реформы, которые позже — в 1867 и 1884 гг. — и провела английская буржуазия. Но это стало возможным лишь после того, как рабочие пересмотрели свое отрицательное отношение к буржуазии и примирились с ее политической гегемонией. Объединенными усилиями были окончательно низвергнуты лендлорды, и Англия избавилась от угрозы классовой войны. Так, Тревельян, выражаясь современным языком, «интегрирует» революционное движение народных масс в либеральную схему исторического процесса. «Возможно, что в самом процессе постепенных улучшений мало логики, однако бесспорно, что сама постепенность этого беспрерывного движения содержит огромные преимущества для жизни нации в целом» 10, — утверждал он.
В ту же самую схему прочно включена и Английская революция середины XVII в., которую Тревельян чаще называет «Пуританской революцией», или «Великой гражданской войной». Для него это было прежде всего восстание сквайров против прерогатив короны, местных интересов против сильной централизованной власти. Сквайров (оппозиционную короне их часть) поддержали буржуазия и прочие горожане и крестьянство. Победа парламента означала победу сквайров. Тревельян заявлял, что движущей пружиной этого бунта был якобы религиозный вопрос. Верный себе, он противопоставляет «Английскую гражданскую войну» Французской революции: «бескорыстно преданные, беззаветно отважные кавалеры и стойкие, одержимые заботой об общем благе круглоголовые» стояли «неизмеримо выше» французских якобинцев и эмигрантов-дворян, ибо «гражданская война там была не крахом прогнившего общества, рушившегося в хаосе классовой ненависти и разгула низменных интересов, но состязанием во имя победы соперничавших политических и религиозных идеалов; разделивших население страны, здоровой социально и процветающей экономически».
Наиболее известный из них — Г. Баттерфилд стал одним из самых крупных консервативных историков послевоенного периода. Нэмир решительно выступал против радикальных сдвигов в процессе исторического развития, подчеркивал благотворный характер преемственности и традиций. Судьбы Английской революции XVII в. и Французской революции XVIII в., по его мнению, показали, что все попытки «зачеркнуть» прошлое обречены на провал.
По распространенному мнению, Л. Нэмир являлся чуть ли не самым крупным авторитетом в английской буржуазной историографии XX столетия. Ему принадлежит большое число работ по политической истории Европы с XVIII в. и до второй мировой войны. Однако широкая известность пришла к нему с трудами «Политическая структура к моменту восшествия на престол Георга III» (2 тт., 1927) и «Англия в эпоху Американской революции» (1930). Они нанесли невосполнимый урон либеральной концепции в ее, как прежде казалось, наименее уязвимой части, скомпрометировали и подорвали ее в целом. Как отметил советский ученый Н. А. Ерофеев, Нэмир много сделал для дискредитации вигской концепции английской истории. Развеяв эту легенду, Нэмир одновременно «подорвал и основания для апологетических выводов относительно английской политической системы» .
В работе «Политическая структура...», которая была существенным вкладом в исследование политической истории Англии XVIII в., Нэмир рассмотрел очень короткий хронологический период — 1760 год. Использовав большой круг источников, он детально изучил существовавшую тогда в Англии избирательную систему, состав и деятельность парламента и кабинета министров. С фактами в руках он показал несостоятельность попыток историков-либералов представить складывание в XVIII в. двухпартийной системы итогом самоотверженной борьбы «поборников демократии» — вигов против королевского самовластия и союзных двору сил. Он выступил против утверждения о том, будто в 1760 г. Георг III отверг верховенство парламента и начал править единолично, и это дорого обошлось Англии: были потеряны американские колонии. Нэмир доказал, что никакого антипарламентского «заговора» не существовало в помине, что инициатором вызвавшего кризис антиамериканского законодательства являлась не корона, а сам парламент.
Так же рухнула и легенда о складывании в тот период в законченных формах двухпартийной системы. Как показал Нэмир, действовавшие тогда на английской политической арене две рыхлые, постоянно менявшие свой облик коалиции имели мало общего с подлинными политическими партиями. У них не было никакой программы, и единственным мотивом их деятельности являлась борьба за доходные места.
Вместе с тем разоблачение вышеназванных историографических легенд отнюдь не означало, что Нэмир выступил обличителем пороков британской политической системы. Совсем наоборот. В противовес вигскому он стремился конституировать в историографии торийский вариант идеализированной картины британского политического строя. Отвергая версию о бурных политических перипетиях 60—70-х годов XVIII в., он заменял ее представлениями о неизменной политической стабильности английской государственной системы в тот период.
Нэмир взял на себя неблагодарную задачу оградить британскую парламентскую систему XVIII в. от многочисленных, хорошо обоснованных обвинений в коррупции и разного рода злоупотреблениях. Широко практиковавшийся подкуп депутатов он именовал «признаком свободы и независимости», ибо «никто не станет давать взятки там, где можно припугнуть». Подобным же образом он «реабилитировал» систему «гнилых местечек», заявляя, что именно она обеспечивала возможность талантливым разночинцам и чиновникам проникнуть в палату, чтобы с пользой послужить своей стране Ч Английские историки-коммунисты с основанием назвали влиятельную историческую концепцию Л. Нэмира «ученым торизмом».
Попытку пересмотра ряда важных моментов «Ревизионизм» в сфе- английской экономической и социальной исто-
ре изучения экономической истории Рии нового времени, направленную против марксизма и некоторых «устаревших» установок лейбористской историографии (в первую очередь в трудах Б. и Дж. Хэммондов), предпринял ведущий специалист в этой области профессор Кембриджского университета Дж. X. Клэпем (1873—1946). В 1926—1939 гг. он выступил с большой работой «Экономическая история Великобритании» (3 тт.) и рядом других. Основной труд Клэпема базируется на солидном источниковедческом фундаменте — главным образом официальных и парламентских материалах. Книга освещает широкий спектр проблем: развитие отраслей промышленности, финансовой и банковской системы, социальные последствия экономического развития, связанные с ним демографические процессы.
Автор стремится продемонстрировать свою научную беспристрастность, избегает обобщений и выводов, хочет сконцентрировать внимание исключительно «на фактической стороне дела». Однако эта тонкая маскировка не может скрыть того, что Клэпем пробует опровергнуть факты промышленной революции в истории Англии и связанного с развитием капитализма значительного ухудшения положения широких трудящихся масс. Он пытается доказать, будто в экономической истории Англии не было разительного качественного скачка — одни лишь постепенные, хотя и неуклонно осуществлявшиеся небольшие изменения. Точно так же он стремится доказать, что никакого ухудшения в положении английского рабочего в первой половине XIX в. не произошло. Рассматривая более позднюю эпоху, он проходит мимо очевидных фактов складывания в Англии монополий.
Концепция Дж. Клэпема и его труды влияли и продолжают оказывать влияние на буржуазную историографию, они активно используются для апологетики истории капитализма.
В рассматриваемый период продолжала раз-Лейбористская виваться лейбористская историография, окон-истсриография чательно оформившаяся в эти годы в самостоятельное направление исторической науки. Диапазон историков-лейбористов был еще ограничен: история английского рабочего движения выступала чуть ли не единственной темой их работ. Но в этой области был достигнут немалый сдвиг: академическая разработка проблематики рабочего движения стала признанной частью английской историографии нового и новейшего времени. В методологическом отношении лейбористская историография развивалась по стопам С. и Б. Веббов. Она многое позаимствовала у историографии либеральной, в частности идею плавного, постепенного прогресса, без взрывов и скачков, преувеличенный интерес к британскому парламентаризму и предпочтительный — к «институтам» (здесь к структуре и деятельности лейбористской партии и ее парламентской фракции, тред-юнионов и кооперативных организаций). Уделяя значительное внимание экономическим условиям жизни и борьбы рабочих, историки-лейбористы подчас претендовали на материалистическую интерпретацию истории (например, Дж. Коул).
Действительно, в работах лейбористских историков более, чем в буржуазной историографии, заметны элементы материалистического подхода к историческому процессу, однако их методологическим стержнем чаще всего остается идеализм позитивистского толка. Они придают неправомерно большое значение морально-этическим факторам и индивидуальной психологии, деятельности отдельных личностей (реформистских рабочих-теоретиков и вождей и пр.), недооценивают роль массового движения, принижают революционную инициативу трудящихся. Как правило, лейбористские историки отрицательно относятся к марксизму.
Наиболее крупной фигурой в лейбористской историографии являлся оксфордский профессор, многолетний председатель Фабианского общества, влиятельный теоретик социал-реформизма Дж. Коул (1889—1959). По своим политическим взглядам и практике он принадлежал к левому крылу лейбористской партии, нередко вступал в противоречия с ее официальным правым руководством. Признавая наличие классового неравенства в Англии и необходимость перехода от капитализма к социализму, он призывал осуществлять его мирно и постепенно, используя «надклассовый» характер британской парламентской системы, предоставляющий якобы возможность обеспечить существенные изменения в базисе, и в первую очередь в распределении богатств «сверху», законодательным путем. Такова была позиция Коула. Однако в предвоенные, военные и в начале 20-х годов он отдал дань гильдейскому социализму, выступая одним из главных его теоретиков и вождей.
Наиболее показательным для творчества Коула-историка трудом рассматриваемого периода являлась «Краткая история английского рабочего движения» (3 тт., 1925—1927). В ней подвергся теоретическому обобщению большой привлеченный автором фактический материал. На этой основе была развернута концепция истории британского рабочего движения в новое время. Косвенное воздействие марксизма ощущается в том, что Коул справедливо связывает возникновение современного рабочего движения с промышленной революцией. Именно на ее базе, указывал автор, сложилось подлинное рабочее движение, т. е. опирающееся на определенную систему социальных институтов (тред-юнионы, кооперативные общества, политические партии, социалистические организации) и обладающее известной общностью взглядов и идейных установок.
Ключ к пониманию концепции Коула — его трехчленная периодизация истории рабочего движения. Первый период, с последней трети XVIII в. до 1848 г., — «период бунта», характеризующийся цепью восстаний против «новой промышленной системы», т. е. фабричного капитализма. Однако в эти годы рабочие, включая чартистов, еще главным образом смотрели назад — выступали за возвращение к земле и объективно выглядели реакционно. В течение второго периода, от 1848 г. до 80-х годов, происходило приспособление рабочего движения к капиталистической действительности, признание им капитализма и буржуазного правопорядка неизбежным условием существования. В эти годы создается та самая структура тред-юнионов и кооперативных обществ, которая и в последующие периоды в основном продолжает оставаться фундаментом современного рабочего движения. Наконец, третий период, с 80-х годов до начала первой мировой войны, характеризуется внедрением идей социализма в британское рабочее движение, значительным расширением рамок тред-юнионизма за счет неквалифицированных и малоквалифицированных рабочих и обретением рабочим классом своего самостоятельного лица (создание Независимой рабочей партии — НРП, а затем и Британской лейбористской партии — БЛП).
В построениях Коула (особенно относительно 2-го и 3-го периодов) немало верного. Однако им присущи существенные искажения действительности. Отвергая марксизм, Коул не смог правильно определить характер развития классовой борьбы в Англии тех лет. Уделяя известное внимание революционной тенденции в развитии британского рабочего движения, он не понял ее объективной основы, глубокой закономерности и прогрессивности ее роста и подъема. Марксизм, который Коул отождествлял с идеями гайндмановской Социал-демократической федерации, был якобы глубоко чужд организованному в тред-юнион британскому рабочему. Гораздо ближе и созвучнее его потребностям и интересам оказался «оппортунистический социализм» Дж. Кейр-Харди и его коллег из Независимой рабочей партии.
Лейбористское направление в рассматриваемыи~1шриоХТы. двинуло еще одного крупного историка-профессионала профессора Лондонского университета Р. Г. Тоуни. Как и Коул, он основатель научной школы, известный теоретик британского лейборизма. Наиболее значительное произведение Тоуни — «Аграрная проблема в XVI столетии» (1912), общие выводы ее близки к марксистской историографии. В 1926 г. ученый выступил с большой работой «Религия и возникновение капитализма», в которой поставил в прямую связь проблемы роста протестантизма и капиталистических отношений в предреволюционной Англии XVI— начала XVII в. Однако верно решить коренной вопрос о соотношении социально-экономического и религиозного факторов до и в ходе революции он не смог.
В 1941 г. Тоуни опубликовал важный труд «Подъем джентри, 1558—1640 гг.», в котором с применением статистических методов исследования убедительно показал социально-экономические и политические корни возникновения и роста нового дворянства в Англии, хозяйственное и общественное значение этого феномена. Уже после войны работа послужила основанием для острой дискуссии («буря вокруг джентри»).
Научная традиция здесь складывалась главным образом из творческой деятельности авторов двух типов: приближающихся к материалистическому пониманию исторического процесса историков-профессионалов и выступавших по актуальным проблемам исторического прошлого руководителей и членов Компартии Великобритании. Среди вторых было мало профессиональных историков, значительная часть их работ носила публицистический или полупублицистическнй характер. Тем не менее вклад их в становление передовой историографии в Англии был весьма значителен. Закономерный процесс сближения двух вышеназванных сил позволил руководству КПВ создать накануне второй мировой войны при ЦК КПВ Группу историков-марксистов. Несмотря на свою малочисленность и большие трудности, связанные с резко антикоммунистическим курсом правящих кругов британской буржуазии во всех областях политической, культурной и научной жизни, историки прогрессивного направления стремились активно полемизировать с буржуазной и социал-реформистской историографией по наиболее актуальным и острым вопросам изучения и оценки исторического прошлого, противопоставлять их концепциям собственные построения,
В 1938 г. коммунист А. Мортон осуществил первую попытку создать с марксистских позиций обобщающий труд по истории Великобритании с древнейших времен до первой мировой войны. «Народная история Англии» была воспринята как значительное событие в прогрессивной историографии. Она вызвала острые дискуссии, в ходе которых были выявлены и частично пересмотрены многие до конца не решенные и спорные вопросы английского прошлого. Уже после войны, в 1945, 1946 и 1948 гг., вышли в свет 2-е и 3-е издания этой работы.
В противовес буржуазной историографии автор-марксист стремился вскрыть в первую очередь основные движущие силы и закономерности исторического процесса в Англии. Фундаментом и определяющей основой его подхода к английской истории в различные ее эпохи стал анализ состояния производительных сил. Благодаря этому история Англии в целом раскрывалась как глубоко закономерный процесс. На первый план в «Народной истории Англии» выступили трудящиеся массы, производители материальных благ, и классовая борьба, непрерывно и в многообразных формах ведущаяся между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Мортон убедительно показал, что именно народ — английские рабочие и крестьяне — является подлинным творцом истории Англии.
Научный подход позволил автору по-новому осветить ряд ключевых событий английской истории. Особое внимание он уделил периодам массового революционного подъема. Анализируя забытые, игнорируемые или ранее неизвестные факты, он выявлял революционную традицию в национальной истории. Так, идеалистическим концепциям «Пуританской рев
