Шапиро Историография (1982)
Глава 1. Французская историческая мысль и историческая наука
Основным содержанием исторического развития Франции в первой половине XIX в. было дальнейшее утверждение буржуазного общества. Несмотря на характерную для нее в то время относительную стойкость традиционных социально-экономических структур (мелкое крестьянское и ремесленное производство, живучесть архаичных форм мануфактуры и т. д.), там развертывалась промышленная революция, происходили связанные с ней социальные сдвиги. Результаты этого процесса стали особенно ощутимы в 30—40-е годы.
В развитии социально-политической борьбы во Франции рассматриваемого периода четко выделяются два этапа. В 1815— 1830 гг., во время реставрации Бурбонов, борьба шла против дво-рянско-клерикальной реакции, которая вызвала отпор всего французского народа во главе с буржуазией. После революции 1830 г., установившей буржуазную Июльскую монархию, широкие круги общества вели борьбу уже против захватившей власть верхушки буржуазии — «финансовой аристократии». Объективно задача состояла в том, чтобы сделать полнее господство класса буржуазии, привести политику государства в большее соответствие с нуждами промышленно-капиталистического развития страны.
Вместе с тем в социально-политической борьбе пробивала дорогу и другая тенденция, связанная с нарастанием антагонизма между рабочим классом и буржуазией. Она стала очевидной особенно в 30—40-е годы, когда формировавшийся пролетариат начал вступать на путь самостоятельной борьбы. Лионские восстания 1831 —1834 гг. были грозными симптомами этого процесса. Июньская трагедия 1848 г. явилась уже первой великой битвой между двумя антагонистическими классами буржуазного общества.
Все эти особенности исторической обстановки во Франции первой половины прошлого века наложили яркую печать на развитие французской исторической мысли и исторической науки.
Крутой перелом в состоянии исторической науки произошел, после падения Первой империи. Он связан с той исключительной; общественной ролью, которую приобрела историческая наука во время Реставрации. Она стала тогда главным полем идейно-политической борьбы между дворянско-клерикальной реакцией и либеральной буржуазией.
Ополчаясь на идеи Просвещения и Французскую революцию, идеологи дворянской реакции апеллировали к старине, к традиции. Их идеал был в феодальном прошлом — именно его они выдвигали в качестве альтернативы вышедшему из революции новому, буржуазному порядку. В свою очередь, идеологи буржуазного либерализма в борьбе с феодальной реакцией уже не могли довольствоваться абстрактно-рационалистическим обоснованием политических требований буржуазии. Новая обстановка побуждала их к осмыслению гигантского исторического опыта Французской революции. Отстаивая правомерность ее буржуазных завоеваний, либеральные политики и историки обращались к истории, они хотели отыскать в ней корни революции и буржуазно-либеральных учреждений.
Наиболее последовательное выражение общественно-политические идеи реакционного романтизма во Франции нашли в сочинениях идеологов ультрароялистов Ж- де Местра и Л. Бональда..
Жозеф де Местр (1753—1821), савойский граф, проведший долгие годы в эмиграции, получил широкую известность как сторонник крайней роялистской и католической реакции, «апостол чудовищной троицы, состоящей из папы, короля и палача»1. Де Местр решительно отвергал проникнутый гуманизмом взгляд просветителей на человека. Ему присуще пессимистическое представление о человеческой природе — люди дурны; зло, несправедливость являются законом мироздания. Неизбежное следствие его — убийство, войны, преступления. Поэтому для управления обществом требуются непререкаемая власть церкви и государства, жестокость и насилие, инквизиция и палач. Лучший государственный порядок— неограниченная власть короля, который правит при помощи дворянства. Выше короля на земле лишь власть католической церкви, воплощенная в папе, — де Местр отстаивал тезис о непогрешимости пап.
Де Местр выступал против критического духа научного познания; он не одобрял, например, научного истолкования приливов и отливов, такие слова, как аэростат, кислород, вызывали у него глубокое отвращение. Полагая, что без религии наука бесплодна, он предлагал дополнить ее мистической интуицией, религиозной верой.
К взглядам де Местра близки воззрения виконта Луи де Бо-нальда (1753—1840), одного из вождей ультрамонтанской группировки в «бесподобной палате» 1815—1816 гг. Как и де Местр, Бо-нальд хотел опровергнуть учение просветителей о человеке и его •естественных правах. Человек, утверждал Бональд, ничтожен, его разум бессилен; философия (т. е. идеи просветителей) беспомощна и вредна, ее следует заменить верой. Люди должны лишь усвоить веления творца и следовать установленному им общественному порядку, который зиждется на трех основах — религии, сословном неравенстве, абсолютной монархии. Монархия вытекает из общего закона мироздания, в котором все устроено монархически: бог правит миром, душа — человеком, отец — семьей. Всякое посягательство на монархию есть нападение на природу вещей; Англию с ее парламентским строем Бональд считал самой отсталой страной, хартию 1814 г. — «детищем безумия и мрака».
Взгляды идеологов ультрароялистов на историю были проникнуты провиденциализмом. С этих позиций подходили они и к объяснению Французской революции. Хотя революция, полагал де Местр, была делом сатанинским, все же и в ней ясно видна рука провидения — революция явилась карой, обрушенной богом на впавших в грех французов. В своей гордыне философия заявила претензию на обладание мудростью и руководство людьми; «чтобы покарать и посрамить ее, господь должен был осудить ее на мимолетное царствование»2. Конкретные причины революции реакционные романтики видели в развитии критической мысли, философии и науки XVII—XVIII вв., которые расшатали религиозную веру и весь старый порядок. Дальние истоки разрушительной философии де Местр усматривал в Реформации, учениях Лютера и Кальвина; Бональд восходил до Яна Гуса и Уиклифа, включая в эту цепь и проповедь нищенствующих монахов-миноритов (францисканцев) XIII—XIV вв.
Одним из родоначальников реакционного романтизма и духовным главой этого направления во французской культуре первых десятилетий XIX в. был известный писатель, не чуждый и истори-ко-политической публицистики, Франсуа Ренэ де Шатобриан (1768—1848). Приверженец Бурбонов, он был в отличие от ультрароялистов сторонником хартии 1814 г. Трактат Шатобриана «Исторический, политический и моральный опыт о революциях» (1797) явился первым произведением реакционного романтизма, опубликованным во Франции. Говоря о Французской революции, Шатоб-риан признавал, что она явилась неизбежным результатом недостатков «старого порядка», рисовал испорченность нравов дореволюционного общества. По его общая оценка революции резко отрицательна. Главная идея работы, пронизанной историческим пессимизмом, — бесплодность всех революционных переворотов для благоденствия человечества.
Большое влияние на историческую мысль оказали полубеллетристический трактат Шатобриана «Гений христианства, или красота христианской религии» (1802) и его художественные произведения (в частности, псевдоисторическая поэма «Мученики», 1809, из времен раннего христианства). Создавая проникнутые духом сочувственного «сопереживания» картины нравов, быта, природы средних веков, Шатобриан положил начало манере красочного исторического описания и ввел (наряду с Вальтером Скоттом) в историческую литературу романтический принцип «местного колорита» («la couleur locale»). Но его произведения были проникнуты ностальгией по «доброму старому времени». Шатобриан стремился разрушить унаследованное от Просвещения отрицательное отношение к этой эпохе. Он пытался доказать, что христианство оказало благотворное влияние на культуру, вызвало к жизни великие творения искусства и архитектуры (например, создание готических соборов), обусловило нравственное совершенствование людей. В средних веках, когда господствовал «гений христианства», Шатобриан видел утраченный и уже недостижимый идеал общественного и политического устройства.
Видным историком реакционно-романтического направления был граф Франсуа Доминик де Монлозье (1755—1838), который вознамерился исторически обосновать господство дворянства и неправомерность Французской революции конца XVIII в. Монлозье с предельной политической заостренностью поставил основные вопросы, вокруг которых развернулась во время Реставрации борьба между дворянской и буржуазной историографией. Именно в этом и состоит интерес созданной им серии историко-полити-ческих трактатов «О французской монархии от ее основания до наших дней» (1814—1821), где он развивал сформулированную еще в начале XVIII в. дворянскую теорию графа Буленвилье. Тем самым Монлозье ввел в историографию XIX в. германо-романскую проблему, которая в свое время привлекала немалое внимание просветителей.
Необходимой предпосылкой возникновения каждого государства, полагал Монлозье, является завоевание, а неизбежным его результатом — последующая борьба двух народов, победителей и побежденных. Из германского завоевания произошли и общественно-политический строй средневековой Франции, и господство дворянства, которое является истинным древним французским народом. Но против этого порядка с XII в., со времени коммунального движения, повел борьбу другой народ — третье сословие, т. е. буржуазия; она возникла из потомков рабов, вольноотпущенников, крепостных и узурпировала прирожденные права дворян. Увенчанием этого была Французская революция, разрушившая нормальный, естественно выросший общественный строй Франции. Крушение Первой империи и вступление интервентов во Францию Монлозье считал новым завоеванием, подобным норманнскому или франкскому. Оно должно возродить страну, восстановить исконное положение дворянства.
В течение 20-х годов сформировалась знаменитая либеральная историческая школа периода Реставрации, представленная О. Тьерри, Ф. Гизо, Ф. Минье, А. Тьером и рядом других историков. Прямая причастность к политической борьбе против дворянской реакции обогащала их историческое мышление. Отсутствие самостоятельного пролетарского движения придавало им определенную идейную смелость. «После эпохи Просвещения это был новый взлет духовных сил буржуазии и дальнейший шаг в развитии ее классового самосознания»3. Этот взлет был кратковременным, но он оставил заметный след в развитии исторической науки. Однако у историков либеральной школы не было тех блестящих порывов мысли, которые уводили порой отдельных представителей буржуазного просветительства за рамки буржуазного кругозора. Либеральные историки были твердо убеждены, что буржуазный порядок и «представительное правление» в форме буржуазной конституционной монархии — наилучшее общественное и государственное устройство.
В своем творчестве эти историки в ряде отношений продолжали традиции исторической мысли буржуазного направления в просветительстве. Они восприняли ее антифеодальную заостренность, исторический оптимизм, убеждение в прогрессивном характере развития человеческого общества. Им не чужды и элементы рационализма в подходе к истории.
Однако в целом для либеральной школы был характерен историзм научного мышления, признание «органического» развития общества. Отстаивая как политики «представительное правление», они стремились выявить в истории средних веков зарождение и генезис буржуазии и соответствующих ее интересам политических учреждений. Здесь они шли в русле романтизма, выступая в качестве его либерально-буржуазного крыла, хотя восприятие идей романтизма большинством из них и было довольно ограниченным.
Главным вкладом либеральных историков периода Реставрации в развитие исторической мысли была разработка буржуазной концепции общественных классов и роли классовой борьбы в истории. Эту их заслугу высоко ценили К. Маркс и Ф. Энгельс. «Историки периода Реставрации, — писал Ф. Энгельс, — от Тьерри до Гизо, Минье и Тьера» принадлежат к числу тех, кто постоянно указывает на факт классовой борьбы «как на ключ к пониманию французской истории, начиная со средних веков».
Центральной проблемой, которая волновала историков этой школы, была Французская революция конца XVIII в., и шире — буржуазная революция как таковая. Осмысливая ее, одни из них (Тьерри, Гизо) занялись средними веками, желая отыскать далекие исторические корни революции, другие (Минье, Тьер) обратились к изучению Французской революции. Живой интерес их вызывала история Англии, прочно вступившей на путь буржуазного развития и конституционно-монархического правления. Понятно и внимание этих историков к Английской революции XVII в., которой они посвятили ряд трудов и документальных публикаций.
Одним из основателей школы историков периода Реставрации был Опостен Тьерри (1795—1856). В 1817—1820 гг. он выступил с серией статей, объединенных позднее в сборнике «Десять лет исторических исследований»; в 1825 г. вышел его главный труд 20-х годов «История завоевания Англии норманнами»; в 1827 г. — его «Письма об истории Франции».
Среди выдающихся историков этой школы Тьерри в наибольшей мере присущи черты, характерные для романтического направления в историографии. Поднимая в своих статьях 20-х годов «знамя исторической реформы»5, он ополчался на метод «абстрактного изложения истории» в духе просветительского рационализма XVIII в. Важной задачей историка он считал воссоздание прошлого в его неповторимом своеобразии, проникновение в «дух времени» с помощью художественного воображения, «сопереживания».
Вместе с тем Тьерри отнюдь не отвергал методов рационального познания и необходимости установления на их основе определенных исторических закономерностей. В юности (1814—1817) он был учеником и секретарем великого социалиста-утописта Сен-Симона. Несмотря на их разрыв, с влиянием Сен-Симона связаны самые сильные стороны исторических воззрений Тьерри — его концепция разделения общества на классы и их борьбы, его понимание исторической науки как социальной истории, т. е. истории общества, народа. «История Франции, которую мы находим у современных писателей, — заявлял Тьерри, повторяя мысли Сен-Симона, — не является ни подлинной историей страны, ни напиональной, ни народной историей... Нам недостает истории граждан, истории подданных, истории народа» .
В историю исторической мысли О. Тьерри вошел как «... отец «классовой борьбы» во французской историографии...». Идею борьбы классов он положил в основу своей концепции истории Франции, а возникновение борьбы связывал с германским завоеванием Галлии. В итоге завоевания, утверждал он, на территории Франции оказались две непримиримо враждебные «расы», два народа — завоеватели-франки, предки дворянства, и порабощенные галло-римляне, предки третьего сословия. Их борьба пронизывает дальнейшую историю страны. Ее великими вехами были «коммунальные революции» XII в., Французская революция XVIII в. Борьба возобновилась со времени Реставрации, ее законным завершением должно быть окончательное торжество третьего сословия.
Излюбленной темой Тьерри была история борьбы городских коммун против феодалов в XI—XII вв. Он считал ее «настоящей социальной революцией», исторической прелюдией Французской революции XVIII в. С большим сочувствием Тьерри относился в это время и к антифеодальным выступлениям крестьянства, к Жакерии; он с гордостью заявлял: «Мы — сыны тех крестьян, которых перерезали рыцари близ города Мо ... сыны повстанцев Жакерии»8.
История классовой борьбы носит у Тьерри своеобразную «расовую» форму, выступает как возникшая в результате завоевания борьба различных национальностей. С этих позиций он подходил и к истории Англии. Но концепция Тьерри ничего общего не имеет с теорией Гобино и других реакционных теоретиков расизма. По существу у Тьерри речь идет о борьбе социальных классов, дворянства и третьего сословия. При помощи тезиса о завоевании он пытался решить непосильную для него и других буржуазных историков проблему происхождения общественных классов.
Однако борьба классов, которая занимает такое большое место в исторической концепции Тьерри, сводилась им исключительно к борьбе между привилегированными и третьим сословием. Идея единства третьего сословия — краеугольный камень его концепции истории Франции. Вопреки фактам, никаких оснований для классовой борьбы внутри третьего сословия Тьерри не видел.
Во время Реставрации были созданы лучшие труды и другого представителя либеральной школы — Франсуа Гизо (1787—1874). Крупный историк, Гизо был и активным политическим деятелем. В 20-е годы он находился в оппозиции к монархии Бурбонов и играл большую роль в умеренно-либеральной партии «доктринеров».
Подобно Тьерри, Гизо изучал преимущественно средневековую историю Франции, но в сфере его внимания было и новое время. Его главные труды 20-х годов, посвященные истории Франции, — «Опыты по истории Франции» (1823), особенно же знаменитые книги (курсы лекций, читанные в Сорбонне) «История цивилизации в Европе» (1828, доведена до Французской революции) и «История цивилизации во Франции» (1829—1830, доведена до времени Гуго Капета).
Гизо не разделял романтических увлечений Тьерри методами «сопереживания» и художественного постижения прошлого. Историк, обладавший незаурядным аналитическим умом, он стремился к выделению главных линий в развитии общества, к созданию «философской», т. е. обобщающей, генерализирующей истории. В этом отношении Гизо продолжал вольтеровскую традицию в историографии. Развивая ее, он отстаивал и идею прогресса в истории. Свойственная и другим либеральным историкам, у Гизо она была выражена особенно последовательно и рельефно. Поступательное развитие в сторону совершенствования общества и человека он считал главной чертой цивилизации, в особенности европейской, которая «существует уже пятнадцать столетий и находится постоянно в состоянии прогресса» 9.
Наряду с Тьерри Гизо был одним из создателей буржуазной теории борьбы классов; на этой основе он строил свою концепцию истории Франции и Европы: «...борьба между сословиями» (т. е. классами. — А. А.) наполняет всю новую историю, «из нее, можно сказать, родилась новейшая Европа» 10. Гизо, как и Тьерри, считал эту борьбу результатом германского завоевания. Но в своих главных работах он давал ей более глубокое объяснение, связывая ее не с завоеванием, а с последующим развитием имущественных отношений, прежде всего отношений земельной собственности. «Изучение земельных отношений должно предшествовать изучению положения людей. Чтобы понять политические учреждения, надо знать различные общественные слои, существующие в обществе, и их отношения. Чтобы понять эти различные общественные слои, надо знать природу отношений собственности»11. Однако Гизо не мог сколько-нибудь последовательно применить свой принцип приоритета социальной истории и отношений собственности к конкретному анализу истории. Его идеалистические взгляды вели к тому, что в конкретно-исторических построениях ведущим началом у него выступала борьба между отвлеченными политическими принципами (так, политическая борьба во Франции XVII—XVIII вв. объяснялась борьбой между «принципом абсолютной монархии» и «принципом свободного исследования»).
Очень высоко оценивая коммунальное движение, Гизо считал, что уже тогда в неимущих низах существовала враждебность к богатым, «необузданный и дикий» демократический дух. Только имущие слои были истинными носителями духа третьего сословия, из них вышел новый социальный класс — буржуазия. Возвышение ее — главное содержание последующей истории Франции. В конечном торжестве буржуазии, в установлении конституционной монархии, соединяющей «традицию» со свободой, он видел неизбежное завершение истории, как бы предначертанную провидением цель прогресса европейской цивилизации.
Ф. Гизо много занимался историей Английской буржуазной революции XVII в. В 1826—1827 гг. вышли первые два тома его «Истории Английской революции», доведенные до казни Карла I. В отличие от английских буржуазных историков, которые отказывались (а некоторые отказываются и в наши дни) рассматривать Английскую революцию как борьбу классов, Гизо считал, что она, несмотря на особенности, однотипна Французской. Религиозная и политическая борьба «скрывала и социальный вопрос, борьбу различных классов за влияние и власть» 12. Гизо сделал ряд метких наблюдений относительно расстановки социальных сил, определивших возникновение революции. В то время как английская монархия стремилась к абсолютизму, а пришедшая в упадок высшая аристократия сблизилась с двором, «в глубине общества совершался переворот противоположный»: в городах быстро развивались торговля и промышленность, земельная собственность перемещалась в руки простого дворянства, фригольдеров, горожан, которые богатели и «овладевали всеми общественными силами, истинным источником власти» 13.
Либеральные историки периода Реставрации создали и важные труды, посвященные конкретной истории Французской революции конца XVIII в. Широкий отклик вызвали «Рассуждения о главных событиях Французской революции» (1838), написанные на склоне лет Жерменой де Сталь, дочерью известного министра Людовика XVI, Неккера. Книга, носившая публицистический характер, содержала историческое оправдание Французской революции с позиций весьма умеренного либерализма. Большой успех имела «История Французской революции» (8 тт., 1823—1827) Адольфа Тьера. Будущий палач Коммуны принадлежал в годы Реставрации к либеральной оппозиции и в этом духе написал свою книгу. В 1825 г. появилась «История Французской революции» Франсуа Минье (1796—1884). Среди других работ о революции либеральных историков первой трети XIX в. она в наибольшей мере выдержала проверку временем, ее переиздавали вплоть до начала XX в.
Не будучи историком такого масштаба, как О. Тьерри или ф. Гизо, Минье, однако, смог создать стройную концепцию Французской революции, выдержанную в духе общих принципов либеральной исторической школы. Революцию он считал явлением закономерным и благотворным. Во Франции до революции «еще существовали средневековые формы общества». Этот старый порядок «революция заменила новым, более справедливым и более соответствующим требованиям времени»; она «изменила не только политическую власть, но произвела переворот во всем внутреннем состоянии нации» 14. Историю революции Минье рассматривал как борьбу различных классов; все годы ее «прошли в стараниях утвердить господство одного из классов, составлявших французскую нацию» 15. Он различал в революции три главные борющиеся силы: привилегированные классы, которые хотели установить свой порядок против двора и буржуазии; «средний класс» (буржуазия), принципом которого была свобода и который боролся против привилегированных и народной массы — его интерес воплотился в конституции 1791 г.; наконец, народ (la multitude, масса), его принципом являлось равенство, попыткой «толпы», «массы» захватить власть были конституция 1793 г. и якобинская диктатура.
Разумеется, все симпатии либерала Минье были на стороне «среднего класса», конституции 1791 г. и Директории. Однако он считал необходимыми и неизбежными все этапы Французской революции. «Крайности» якобинства были вызваны контрреволюцией и необходимы для ее подавления. Как можно было «победить иностранных врагов без фанатизма, обуздать партии, не наводя ужаса, прокормить толпу без максимума и содержать армию без реквизиций?» «три года диктатуры были потеряны для свободы, но не для революции». Эти знаменитые слова Минье вызвали негодование некоторых вождей либералов; «оправдывать 1793 год, — заявил один из них, Бенжамен Констан, — значит вредить священному делу (либерализма. — А. А.)».
Особенно глубокое и многогранное воздействие на развитие общественной, в том числе исторической, мысли оказали идеи Клода Анри де Сен-Симона (1760—1825), великого социалиста-утописта и одного из крупнейших мыслителей нового времени. Подвергнув глубокой критике буржуазное общество, Сен-Симон противопоставил ему грядущее новое общественное устройство, свободное от нищеты и эксплуатации. Это идеальное общество он считал необходимым и естественным продолжением всей прошлой истории. Критику настоящего, размышления о будущем Сен-Симон органически связывал с изучением и истолкованием прошлого. Он утверждал, что, подобно наукам естественным, история должна стать положительной («позитивной») наукой, основанной на наблюдениях и фактах.
Главный вклад Сен-Симона в развитие исторический мысли — его выдающаяся для своего времени философско-историческая система. Разрабатывая ее, он опирался на достижения просветительской философии, преодолевая при этом многие ее слабые стороны, и прежде всего антиисторизм, абстрактно-рационалистический подход к истории.
Идеи закономерности и прогресса — стержень историко-социо-логической концепции Сен-Симона. Впервые в истории общественной мысли он последовательно разработал эти идеи в духе историзма. Он выдвинул понимание истории как поступательного процесса закономерной смены исторически обусловленных общественных систем. Каждая общественная система, по мысли Сен-Симона, до конца развивает составляющие ее элементы — присущие ей идеи, формы собственности и покоящиеся на них классы, после чего наступает период ее кризиса и упадка. В недрах отживающей системы рождаются новые элементы, вступающие в борьбу со старыми. Победив, они образуют более высокую общественную систему. Таким образом, взгляд. Сен-Симона на историю содержал зримый элемент диалектического подхода; он делал шаг в сторону понимания общества как целостного, закономерно развивающегося организма.
Общее представление Сен-Симона о движущих силах истории оставалось идеалистическим. Последовательную смену эпох в истории он объяснял изменением господствующих в обществе религиозно-философских и научных идей. Так, основой средневековой «феодально-богословской» системы он считал христианство, а начавшую, по его мнению, утверждаться с XV в. новую «метафизическую систему» (т. е. буржуазное общество) связывал с прогрессом светского знания, в результате которого на смену церковникам и феодалам пришли ученые, носители светского знания, и «промышленники» '(«индустриалы»), под которыми он разумел все слои, занятые в процессе производства (земледельцев, ремесленников, рабочих, буржуазию). Последняя, «позитивная» эпоха наступит с установлением «новой промышленной системы», устроенной в соответствии с утопическим идеалом Сен-Симона.
В воззрениях Сен-Симона есть яркие проблески материалистического подхода к истории. Большую роль в развитии и смене общественных систем он отводил изменениям в процессе производства («индустрии») и отношениях собственности. Разложение средневековой «феодально-богословской системы» он объяснял не только интеллектуальными, но и экономическими и социальными сдвигами. Происходивший интенсивно с XV в. экономический подъем класса «промышленников» вел, утверждал он, к перемещению собственности и реального могущества в его руки и упадку утратившего полезные социальные функции праздного класса феодалов.
Важной научной заслугой Сен-Симона является развитое им представление о роли борьбы классов в истории (хотя он и не мог материалистически объяснить происхождение социальных классов). В его теории «классовая борьба есть общий признак всякого исторического человеческого общества»19; кризис и крушение изжившей себя общественной системы осуществляются в острой борьбе классов. С этой точки зрения он рассматривал вопрос о происхождении Французской революции XVIII в. — она явилась результатом борьбы феодальной и промышленной систем и соответственно двух классов: феодалов и «промышленников». Сен-Симон указывал также, что в революции был и другой классовый конфликт — между собственниками и неимущими, которые во время якобинской диктатуры даже захватили на короткий момент власть. «...Понять, — отмечал Ф. Энгельс, — что французская революция была классовой борьбой, и не только между дворянством и буржуазией, но также между дворянством, буржуазией и неимущими, — это в 1802 г. было в высшей степени гениальным открытием».
В соответствии с относительной неразвитостью в то время основного классового антагонизма буржуазного общества Сен-Симон не понимал противоположности интересов пролетариата и буржуазии, был противником революционных методов борьбы. Будущее общество он мыслил как «научную и промышленную систему» с планируемой экономикой, которая обеспечивает полное благосостояние и гармоничное развитие всех членов общества и управляется учеными и техниками, промышленниками и банкирами. На этом основании современные буржуазные историки объявляют Сен-Симона зачинателем «деидеологизированной социологии» и теории «индустриального общества»21. Этот ложный вывод, искажающий облик великого мыслителя, основан на игнорировании сердцевины его учения — поиска путей уничтожения классовой эксплуатации пролетариата, стремления открыть историческую альтернативу капитализму.
Самая сильная сторона воззрений другого крупнейшего теоретика критико-утопического социализма Шарля Фурье (1772—.' 1837) — глубокая и разносторонняя критика буржуазной цивили-, зации. Фурье, отмечал Ф. Энгельс, «...ловит на слове... вдохновен! пых пророков дореволюционного времени и ее подкупленных льсте-1 цов, выступивших после революции. Он беспощадно вскрывает все материальное и моральное убожество буржуазного мира...»22.' Гениальные прозрения и догадки о коммунистическом строе содержатся в разработанном Фурье утопическом идеале гармонического общества будущего.
В системе исторических воззрений Фурье причудливо перепле-? таются унаследованные от просветителей естественноправовые идеи и провиденциалистские, теологические представления; есть I них и совершенно фантастические элементы. В то же время филеи софии истории Фурье присущи некоторые черты материализма и стихийной диалектики.
Подобно Сен-Симону, Фурье рассматривал исторический процесс как закономерное движение от низших форм к высшим. Законы этого движения созданы богом, который управляет миром, сообразуясь с не зависящими от него законами математики. Конечная цель исторического развития — предусмотренный божественным кодексом строй гармонии. Поэтому вся история человечества— этапы на пути постижения божественного социального кодекса, честь открытия которого случайно выпала на долю Фурье.
В отличие от просветителей и Сен-Симона главным фактором прогресса Фурье считал не разум, а присущие природе человека «страсти», под которыми он понимал стремление к здоровью, к любви, соревнованию, творчеству и т. д.; закон социального движения, по Фурье,— влечение страстей. Все эти «страсти» полезны и необходимы, но их действие чудовищно извращено существующим, т. е. буржуазным, строем.
Вся человеческая история, согласно Фурье, должна длиться 80 тысяч лет. Следуя распространенному еще в XVIII в. взгляду, он делит ее на четыре фазы, соответствующие возрастам индивида: детство, юность, зрелость и старость. Три последние фазы (75 тысяч лет) людям еще предстоит пройти, затем земное существование человеческого рода окончится. Первая фаза (5 тысяч лет) —детство—составляет уже прошедшую историю.
Рассматривая первую фазу, Фурье сделал целый ряд реалистических наблюдений и выводов. В своем развитии, полагал он, человечество прошло самый ранний, «эденический» (т. е. «райский», счастливый) период, периоды дикости, патриархата, варварства и цивилизации. Движущим началом смены периодов является противоречие между потребностями растущего населения и наличными ресурсами их удовлетворения. Противоречие преодолевается ростом производства, каждому периоду соответствуют определенная стадия «индустрии» (мелкая, средняя, крупная) и форма общественной организации. Перестав удовлетворять потребности общества, социальный строй данного периода распадается, ему на смену приходит новый. Абсолютно необходимой предпосылкой идеального гармонического строя будущего Фурье, как и Сен-Симон, считал высокий уровень материального производства, создаваемый крупной промышленностью.
У Фурье не было ясного представления о классах. Подобно утопистам XVIII в., он разделял общество на богатых и бедных. Нет в его системе и того понимания классовой борьбы, которым так ярко отмечена историческая концепция Сен-Симона. Отвергая основанное Французской революцией буржуазное общество, он отрицательно относился и к революции в целом, не видя в ней никакого позитивного начала.
От борьбы с дворянской аристократией она перешла к поискам союза с ней; само дворянство постепенно обуржуазивалось. Широкое развитие получило республикан-ско-демократическое движение, опиравшееся на передовые элементы мелкой и средней буржуазии, интеллигенции, ремесленников и рабочих. Рабочий класс выходил на арену самостоятельной борьбы. Социалистические и коммунистические идеи, хотя и в утопической форме, начали проникать в его среду.
В новых условиях политические позиции и исторические идеи либеральных историков, выдвинувшихся во время Реставрации, существенно изменились. С самого начала они безоговорочно поддержали буржуазную Июльскую монархию, стали ее официальными историками, а Тьерри и в особенности Гизо, — ее виднейшими государственными деятелями. Либеральные историки полагали, что с утверждением буржуазной конституционной монархии борьба классов в истории исчерпала себя.
О. Тьерри в 40-е годы создал одно из главных своих произведений — «Опыт истории происхождения и успехов третьего сословия» (издана в 1853 г.). Сохранив в нем идею о роли борьбы классов в истории Франции, он существенно притупил ее прежнюю остроту. Тьерри считал нужным теперь указать на исторические заслуги дворянства (к ним он относил, в частности, военную доблесть, патриотизм). Но особенно настойчиво он проводил мысль о великом значении союза королевской власти и третьего сословия, «благодаря которому возникла современная Франция». Этим Тьерри хотел исторически обосновать Июльскую монархию. Оставил он и былые демократические порывы. Историк, некогда называвший себя потомком участников Жакерии, теперь писал о ней, как о «диком и странном зрелище варваров-крестьян», «кровавый мятеж которых оставил о себе лишь ненавистное имя и печальное воспоминание».
С общественно-политическими и идейными сдвигами во Франции во время Июльской монархии связано и появление буржуазно-дворянского направления в историографии. Его наиболее ярким представителем был политический писатель и историк Алексис де Токвиль (1805—1859). Широкую известность приобрела его книга «О демократии в Америке» (1835—1840), написанная после' поездки в США (до 1850 г. выдержала 13 изданий). Токвиль оказал большое и длительное влияние на буржуазную историографию и политическую мысль.
Нормандский помещик, граф, Токвиль неизменно сохранял, :ак отмечал русский историк В. И. Герье, «элегическое сожаление погибшем (феодально-абсолютистском.— А. А.) строе». Ари-тократию с ее традициями и культурой он считал лучшей частью нации. Но Токвиль хорошо понимал, что возврат к старому порядку невозможен, и выступал за компромисс между дворянством и буржуазией в рамках буржуазного общества.
Главная проблема, занимавшая Токвиля, политического мыслителя,— как в условиях демократии (в понимании Токвиля, формального равенства) обеспечить «свободу», т. е. особые права имущего меньшинства, защитить его от «тирании большинства». Этому и посвящена его книга «О демократии в Америке».
Вдумчивый наблюдатель, Токвиль считал неизбежным повсеместное утверждение демократии и боялся его последствий. Опасность он усматривал в том, что гражданское и политическое равенство, уничтожение сословных и местных привилегий могут привести, по его мнению, к утрате свободы и цезаристскому режиму. Токвиль, в частности, заявлял, что причиной установления бонапартистского режима в стране после Французской революции были якобы не контрреволюционные устремления буржуазии, а введенная революцией демократия.
Но опасения, которые внушало Токвилю неизбежное торжество демократии, имели и более глубокие корни, связанные с усилением тревоги всех имущих классов за прочность своего социа
В развитии социально-политической борьбы во Франции рассматриваемого периода четко выделяются два этапа. В 1815— 1830 гг., во время реставрации Бурбонов, борьба шла против дво-рянско-клерикальной реакции, которая вызвала отпор всего французского народа во главе с буржуазией. После революции 1830 г., установившей буржуазную Июльскую монархию, широкие круги общества вели борьбу уже против захватившей власть верхушки буржуазии — «финансовой аристократии». Объективно задача состояла в том, чтобы сделать полнее господство класса буржуазии, привести политику государства в большее соответствие с нуждами промышленно-капиталистического развития страны.
Вместе с тем в социально-политической борьбе пробивала дорогу и другая тенденция, связанная с нарастанием антагонизма между рабочим классом и буржуазией. Она стала очевидной особенно в 30—40-е годы, когда формировавшийся пролетариат начал вступать на путь самостоятельной борьбы. Лионские восстания 1831 —1834 гг. были грозными симптомами этого процесса. Июньская трагедия 1848 г. явилась уже первой великой битвой между двумя антагонистическими классами буржуазного общества.
Все эти особенности исторической обстановки во Франции первой половины прошлого века наложили яркую печать на развитие французской исторической мысли и исторической науки.
Крутой перелом в состоянии исторической науки произошел, после падения Первой империи. Он связан с той исключительной; общественной ролью, которую приобрела историческая наука во время Реставрации. Она стала тогда главным полем идейно-политической борьбы между дворянско-клерикальной реакцией и либеральной буржуазией.
Ополчаясь на идеи Просвещения и Французскую революцию, идеологи дворянской реакции апеллировали к старине, к традиции. Их идеал был в феодальном прошлом — именно его они выдвигали в качестве альтернативы вышедшему из революции новому, буржуазному порядку. В свою очередь, идеологи буржуазного либерализма в борьбе с феодальной реакцией уже не могли довольствоваться абстрактно-рационалистическим обоснованием политических требований буржуазии. Новая обстановка побуждала их к осмыслению гигантского исторического опыта Французской революции. Отстаивая правомерность ее буржуазных завоеваний, либеральные политики и историки обращались к истории, они хотели отыскать в ней корни революции и буржуазно-либеральных учреждений.
Наиболее последовательное выражение общественно-политические идеи реакционного романтизма во Франции нашли в сочинениях идеологов ультрароялистов Ж- де Местра и Л. Бональда..
Жозеф де Местр (1753—1821), савойский граф, проведший долгие годы в эмиграции, получил широкую известность как сторонник крайней роялистской и католической реакции, «апостол чудовищной троицы, состоящей из папы, короля и палача»1. Де Местр решительно отвергал проникнутый гуманизмом взгляд просветителей на человека. Ему присуще пессимистическое представление о человеческой природе — люди дурны; зло, несправедливость являются законом мироздания. Неизбежное следствие его — убийство, войны, преступления. Поэтому для управления обществом требуются непререкаемая власть церкви и государства, жестокость и насилие, инквизиция и палач. Лучший государственный порядок— неограниченная власть короля, который правит при помощи дворянства. Выше короля на земле лишь власть католической церкви, воплощенная в папе, — де Местр отстаивал тезис о непогрешимости пап.
Де Местр выступал против критического духа научного познания; он не одобрял, например, научного истолкования приливов и отливов, такие слова, как аэростат, кислород, вызывали у него глубокое отвращение. Полагая, что без религии наука бесплодна, он предлагал дополнить ее мистической интуицией, религиозной верой.
К взглядам де Местра близки воззрения виконта Луи де Бо-нальда (1753—1840), одного из вождей ультрамонтанской группировки в «бесподобной палате» 1815—1816 гг. Как и де Местр, Бо-нальд хотел опровергнуть учение просветителей о человеке и его •естественных правах. Человек, утверждал Бональд, ничтожен, его разум бессилен; философия (т. е. идеи просветителей) беспомощна и вредна, ее следует заменить верой. Люди должны лишь усвоить веления творца и следовать установленному им общественному порядку, который зиждется на трех основах — религии, сословном неравенстве, абсолютной монархии. Монархия вытекает из общего закона мироздания, в котором все устроено монархически: бог правит миром, душа — человеком, отец — семьей. Всякое посягательство на монархию есть нападение на природу вещей; Англию с ее парламентским строем Бональд считал самой отсталой страной, хартию 1814 г. — «детищем безумия и мрака».
Одним из родоначальников реакционного романтизма и духовным главой этого направления во французской культуре первых десятилетий XIX в. был известный писатель, не чуждый и истори-ко-политической публицистики, Франсуа Ренэ де Шатобриан (1768—1848). Приверженец Бурбонов, он был в отличие от ультрароялистов сторонником хартии 1814 г. Трактат Шатобриана «Исторический, политический и моральный опыт о революциях» (1797) явился первым произведением реакционного романтизма, опубликованным во Франции. Говоря о Французской революции, Шатоб-риан признавал, что она явилась неизбежным результатом недостатков «старого порядка», рисовал испорченность нравов дореволюционного общества. По его общая оценка революции резко отрицательна. Главная идея работы, пронизанной историческим пессимизмом, — бесплодность всех революционных переворотов для благоденствия человечества.
Большое влияние на историческую мысль оказали полубеллетристический трактат Шатобриана «Гений христианства, или красота христианской религии» (1802) и его художественные произведения (в частности, псевдоисторическая поэма «Мученики», 1809, из времен раннего христианства). Создавая проникнутые духом сочувственного «сопереживания» картины нравов, быта, природы средних веков, Шатобриан положил начало манере красочного исторического описания и ввел (наряду с Вальтером Скоттом) в историческую литературу романтический принцип «местного колорита» («la couleur locale»). Но его произведения были проникнуты ностальгией по «доброму старому времени». Шатобриан стремился разрушить унаследованное от Просвещения отрицательное отношение к этой эпохе. Он пытался доказать, что христианство оказало благотворное влияние на культуру, вызвало к жизни великие творения искусства и архитектуры (например, создание готических соборов), обусловило нравственное совершенствование людей. В средних веках, когда господствовал «гений христианства», Шатобриан видел утраченный и уже недостижимый идеал общественного и политического устройства.
Видным историком реакционно-романтического направления был граф Франсуа Доминик де Монлозье (1755—1838), который вознамерился исторически обосновать господство дворянства и неправомерность Французской революции конца XVIII в. Монлозье с предельной политической заостренностью поставил основные вопросы, вокруг которых развернулась во время Реставрации борьба между дворянской и буржуазной историографией. Именно в этом и состоит интерес созданной им серии историко-полити-ческих трактатов «О французской монархии от ее основания до наших дней» (1814—1821), где он развивал сформулированную еще в начале XVIII в. дворянскую теорию графа Буленвилье. Тем самым Монлозье ввел в историографию XIX в. германо-романскую проблему, которая в свое время привлекала немалое внимание просветителей.
Необходимой предпосылкой возникновения каждого государства, полагал Монлозье, является завоевание, а неизбежным его результатом — последующая борьба двух народов, победителей и побежденных. Из германского завоевания произошли и общественно-политический строй средневековой Франции, и господство дворянства, которое является истинным древним французским народом. Но против этого порядка с XII в., со времени коммунального движения, повел борьбу другой народ — третье сословие, т. е. буржуазия; она возникла из потомков рабов, вольноотпущенников, крепостных и узурпировала прирожденные права дворян. Увенчанием этого была Французская революция, разрушившая нормальный, естественно выросший общественный строй Франции. Крушение Первой империи и вступление интервентов во Францию Монлозье считал новым завоеванием, подобным норманнскому или франкскому. Оно должно возродить страну, восстановить исконное положение дворянства.
В течение 20-х годов сформировалась знаменитая либеральная историческая школа периода Реставрации, представленная О. Тьерри, Ф. Гизо, Ф. Минье, А. Тьером и рядом других историков. Прямая причастность к политической борьбе против дворянской реакции обогащала их историческое мышление. Отсутствие самостоятельного пролетарского движения придавало им определенную идейную смелость. «После эпохи Просвещения это был новый взлет духовных сил буржуазии и дальнейший шаг в развитии ее классового самосознания»3. Этот взлет был кратковременным, но он оставил заметный след в развитии исторической науки. Однако у историков либеральной школы не было тех блестящих порывов мысли, которые уводили порой отдельных представителей буржуазного просветительства за рамки буржуазного кругозора. Либеральные историки были твердо убеждены, что буржуазный порядок и «представительное правление» в форме буржуазной конституционной монархии — наилучшее общественное и государственное устройство.
В своем творчестве эти историки в ряде отношений продолжали традиции исторической мысли буржуазного направления в просветительстве. Они восприняли ее антифеодальную заостренность, исторический оптимизм, убеждение в прогрессивном характере развития человеческого общества. Им не чужды и элементы рационализма в подходе к истории.
Однако в целом для либеральной школы был характерен историзм научного мышления, признание «органического» развития общества. Отстаивая как политики «представительное правление», они стремились выявить в истории средних веков зарождение и генезис буржуазии и соответствующих ее интересам политических учреждений. Здесь они шли в русле романтизма, выступая в качестве его либерально-буржуазного крыла, хотя восприятие идей романтизма большинством из них и было довольно ограниченным.
Главным вкладом либеральных историков периода Реставрации в развитие исторической мысли была разработка буржуазной концепции общественных классов и роли классовой борьбы в истории. Эту их заслугу высоко ценили К. Маркс и Ф. Энгельс. «Историки периода Реставрации, — писал Ф. Энгельс, — от Тьерри до Гизо, Минье и Тьера» принадлежат к числу тех, кто постоянно указывает на факт классовой борьбы «как на ключ к пониманию французской истории, начиная со средних веков».
Центральной проблемой, которая волновала историков этой школы, была Французская революция конца XVIII в., и шире — буржуазная революция как таковая. Осмысливая ее, одни из них (Тьерри, Гизо) занялись средними веками, желая отыскать далекие исторические корни революции, другие (Минье, Тьер) обратились к изучению Французской революции. Живой интерес их вызывала история Англии, прочно вступившей на путь буржуазного развития и конституционно-монархического правления. Понятно и внимание этих историков к Английской революции XVII в., которой они посвятили ряд трудов и документальных публикаций.
Одним из основателей школы историков периода Реставрации был Опостен Тьерри (1795—1856). В 1817—1820 гг. он выступил с серией статей, объединенных позднее в сборнике «Десять лет исторических исследований»; в 1825 г. вышел его главный труд 20-х годов «История завоевания Англии норманнами»; в 1827 г. — его «Письма об истории Франции».
Среди выдающихся историков этой школы Тьерри в наибольшей мере присущи черты, характерные для романтического направления в историографии. Поднимая в своих статьях 20-х годов «знамя исторической реформы»5, он ополчался на метод «абстрактного изложения истории» в духе просветительского рационализма XVIII в. Важной задачей историка он считал воссоздание прошлого в его неповторимом своеобразии, проникновение в «дух времени» с помощью художественного воображения, «сопереживания».
Вместе с тем Тьерри отнюдь не отвергал методов рационального познания и необходимости установления на их основе определенных исторических закономерностей. В юности (1814—1817) он был учеником и секретарем великого социалиста-утописта Сен-Симона. Несмотря на их разрыв, с влиянием Сен-Симона связаны самые сильные стороны исторических воззрений Тьерри — его концепция разделения общества на классы и их борьбы, его понимание исторической науки как социальной истории, т. е. истории общества, народа. «История Франции, которую мы находим у современных писателей, — заявлял Тьерри, повторяя мысли Сен-Симона, — не является ни подлинной историей страны, ни напиональной, ни народной историей... Нам недостает истории граждан, истории подданных, истории народа» .
В историю исторической мысли О. Тьерри вошел как «... отец «классовой борьбы» во французской историографии...». Идею борьбы классов он положил в основу своей концепции истории Франции, а возникновение борьбы связывал с германским завоеванием Галлии. В итоге завоевания, утверждал он, на территории Франции оказались две непримиримо враждебные «расы», два народа — завоеватели-франки, предки дворянства, и порабощенные галло-римляне, предки третьего сословия. Их борьба пронизывает дальнейшую историю страны. Ее великими вехами были «коммунальные революции» XII в., Французская революция XVIII в. Борьба возобновилась со времени Реставрации, ее законным завершением должно быть окончательное торжество третьего сословия.
Излюбленной темой Тьерри была история борьбы городских коммун против феодалов в XI—XII вв. Он считал ее «настоящей социальной революцией», исторической прелюдией Французской революции XVIII в. С большим сочувствием Тьерри относился в это время и к антифеодальным выступлениям крестьянства, к Жакерии; он с гордостью заявлял: «Мы — сыны тех крестьян, которых перерезали рыцари близ города Мо ... сыны повстанцев Жакерии»8.
Однако борьба классов, которая занимает такое большое место в исторической концепции Тьерри, сводилась им исключительно к борьбе между привилегированными и третьим сословием. Идея единства третьего сословия — краеугольный камень его концепции истории Франции. Вопреки фактам, никаких оснований для классовой борьбы внутри третьего сословия Тьерри не видел.
Во время Реставрации были созданы лучшие труды и другого представителя либеральной школы — Франсуа Гизо (1787—1874). Крупный историк, Гизо был и активным политическим деятелем. В 20-е годы он находился в оппозиции к монархии Бурбонов и играл большую роль в умеренно-либеральной партии «доктринеров».
Подобно Тьерри, Гизо изучал преимущественно средневековую историю Франции, но в сфере его внимания было и новое время. Его главные труды 20-х годов, посвященные истории Франции, — «Опыты по истории Франции» (1823), особенно же знаменитые книги (курсы лекций, читанные в Сорбонне) «История цивилизации в Европе» (1828, доведена до Французской революции) и «История цивилизации во Франции» (1829—1830, доведена до времени Гуго Капета).
Гизо не разделял романтических увлечений Тьерри методами «сопереживания» и художественного постижения прошлого. Историк, обладавший незаурядным аналитическим умом, он стремился к выделению главных линий в развитии общества, к созданию «философской», т. е. обобщающей, генерализирующей истории. В этом отношении Гизо продолжал вольтеровскую традицию в историографии. Развивая ее, он отстаивал и идею прогресса в истории. Свойственная и другим либеральным историкам, у Гизо она была выражена особенно последовательно и рельефно. Поступательное развитие в сторону совершенствования общества и человека он считал главной чертой цивилизации, в особенности европейской, которая «существует уже пятнадцать столетий и находится постоянно в состоянии прогресса» 9.
Наряду с Тьерри Гизо был одним из создателей буржуазной теории борьбы классов; на этой основе он строил свою концепцию истории Франции и Европы: «...борьба между сословиями» (т. е. классами. — А. А.) наполняет всю новую историю, «из нее, можно сказать, родилась новейшая Европа» 10. Гизо, как и Тьерри, считал эту борьбу результатом германского завоевания. Но в своих главных работах он давал ей более глубокое объяснение, связывая ее не с завоеванием, а с последующим развитием имущественных отношений, прежде всего отношений земельной собственности. «Изучение земельных отношений должно предшествовать изучению положения людей. Чтобы понять политические учреждения, надо знать различные общественные слои, существующие в обществе, и их отношения. Чтобы понять эти различные общественные слои, надо знать природу отношений собственности»11. Однако Гизо не мог сколько-нибудь последовательно применить свой принцип приоритета социальной истории и отношений собственности к конкретному анализу истории. Его идеалистические взгляды вели к тому, что в конкретно-исторических построениях ведущим началом у него выступала борьба между отвлеченными политическими принципами (так, политическая борьба во Франции XVII—XVIII вв. объяснялась борьбой между «принципом абсолютной монархии» и «принципом свободного исследования»).
Очень высоко оценивая коммунальное движение, Гизо считал, что уже тогда в неимущих низах существовала враждебность к богатым, «необузданный и дикий» демократический дух. Только имущие слои были истинными носителями духа третьего сословия, из них вышел новый социальный класс — буржуазия. Возвышение ее — главное содержание последующей истории Франции. В конечном торжестве буржуазии, в установлении конституционной монархии, соединяющей «традицию» со свободой, он видел неизбежное завершение истории, как бы предначертанную провидением цель прогресса европейской цивилизации.
Ф. Гизо много занимался историей Английской буржуазной революции XVII в. В 1826—1827 гг. вышли первые два тома его «Истории Английской революции», доведенные до казни Карла I. В отличие от английских буржуазных историков, которые отказывались (а некоторые отказываются и в наши дни) рассматривать Английскую революцию как борьбу классов, Гизо считал, что она, несмотря на особенности, однотипна Французской. Религиозная и политическая борьба «скрывала и социальный вопрос, борьбу различных классов за влияние и власть» 12. Гизо сделал ряд метких наблюдений относительно расстановки социальных сил, определивших возникновение революции. В то время как английская монархия стремилась к абсолютизму, а пришедшая в упадок высшая аристократия сблизилась с двором, «в глубине общества совершался переворот противоположный»: в городах быстро развивались торговля и промышленность, земельная собственность перемещалась в руки простого дворянства, фригольдеров, горожан, которые богатели и «овладевали всеми общественными силами, истинным источником власти» 13.
Либеральные историки периода Реставрации создали и важные труды, посвященные конкретной истории Французской революции конца XVIII в. Широкий отклик вызвали «Рассуждения о главных событиях Французской революции» (1838), написанные на склоне лет Жерменой де Сталь, дочерью известного министра Людовика XVI, Неккера. Книга, носившая публицистический характер, содержала историческое оправдание Французской революции с позиций весьма умеренного либерализма. Большой успех имела «История Французской революции» (8 тт., 1823—1827) Адольфа Тьера. Будущий палач Коммуны принадлежал в годы Реставрации к либеральной оппозиции и в этом духе написал свою книгу. В 1825 г. появилась «История Французской революции» Франсуа Минье (1796—1884). Среди других работ о революции либеральных историков первой трети XIX в. она в наибольшей мере выдержала проверку временем, ее переиздавали вплоть до начала XX в.
Не будучи историком такого масштаба, как О. Тьерри или ф. Гизо, Минье, однако, смог создать стройную концепцию Французской революции, выдержанную в духе общих принципов либеральной исторической школы. Революцию он считал явлением закономерным и благотворным. Во Франции до революции «еще существовали средневековые формы общества». Этот старый порядок «революция заменила новым, более справедливым и более соответствующим требованиям времени»; она «изменила не только политическую власть, но произвела переворот во всем внутреннем состоянии нации» 14. Историю революции Минье рассматривал как борьбу различных классов; все годы ее «прошли в стараниях утвердить господство одного из классов, составлявших французскую нацию» 15. Он различал в революции три главные борющиеся силы: привилегированные классы, которые хотели установить свой порядок против двора и буржуазии; «средний класс» (буржуазия), принципом которого была свобода и который боролся против привилегированных и народной массы — его интерес воплотился в конституции 1791 г.; наконец, народ (la multitude, масса), его принципом являлось равенство, попыткой «толпы», «массы» захватить власть были конституция 1793 г. и якобинская диктатура.
Разумеется, все симпатии либерала Минье были на стороне «среднего класса», конституции 1791 г. и Директории. Однако он считал необходимыми и неизбежными все этапы Французской революции. «Крайности» якобинства были вызваны контрреволюцией и необходимы для ее подавления. Как можно было «победить иностранных врагов без фанатизма, обуздать партии, не наводя ужаса, прокормить толпу без максимума и содержать армию без реквизиций?» «три года диктатуры были потеряны для свободы, но не для революции». Эти знаменитые слова Минье вызвали негодование некоторых вождей либералов; «оправдывать 1793 год, — заявил один из них, Бенжамен Констан, — значит вредить священному делу (либерализма. — А. А.)».
Особенно глубокое и многогранное воздействие на развитие общественной, в том числе исторической, мысли оказали идеи Клода Анри де Сен-Симона (1760—1825), великого социалиста-утописта и одного из крупнейших мыслителей нового времени. Подвергнув глубокой критике буржуазное общество, Сен-Симон противопоставил ему грядущее новое общественное устройство, свободное от нищеты и эксплуатации. Это идеальное общество он считал необходимым и естественным продолжением всей прошлой истории. Критику настоящего, размышления о будущем Сен-Симон органически связывал с изучением и истолкованием прошлого. Он утверждал, что, подобно наукам естественным, история должна стать положительной («позитивной») наукой, основанной на наблюдениях и фактах.
Главный вклад Сен-Симона в развитие исторический мысли — его выдающаяся для своего времени философско-историческая система. Разрабатывая ее, он опирался на достижения просветительской философии, преодолевая при этом многие ее слабые стороны, и прежде всего антиисторизм, абстрактно-рационалистический подход к истории.
Идеи закономерности и прогресса — стержень историко-социо-логической концепции Сен-Симона. Впервые в истории общественной мысли он последовательно разработал эти идеи в духе историзма. Он выдвинул понимание истории как поступательного процесса закономерной смены исторически обусловленных общественных систем. Каждая общественная система, по мысли Сен-Симона, до конца развивает составляющие ее элементы — присущие ей идеи, формы собственности и покоящиеся на них классы, после чего наступает период ее кризиса и упадка. В недрах отживающей системы рождаются новые элементы, вступающие в борьбу со старыми. Победив, они образуют более высокую общественную систему. Таким образом, взгляд. Сен-Симона на историю содержал зримый элемент диалектического подхода; он делал шаг в сторону понимания общества как целостного, закономерно развивающегося организма.
Общее представление Сен-Симона о движущих силах истории оставалось идеалистическим. Последовательную смену эпох в истории он объяснял изменением господствующих в обществе религиозно-философских и научных идей. Так, основой средневековой «феодально-богословской» системы он считал христианство, а начавшую, по его мнению, утверждаться с XV в. новую «метафизическую систему» (т. е. буржуазное общество) связывал с прогрессом светского знания, в результате которого на смену церковникам и феодалам пришли ученые, носители светского знания, и «промышленники» '(«индустриалы»), под которыми он разумел все слои, занятые в процессе производства (земледельцев, ремесленников, рабочих, буржуазию). Последняя, «позитивная» эпоха наступит с установлением «новой промышленной системы», устроенной в соответствии с утопическим идеалом Сен-Симона.
В воззрениях Сен-Симона есть яркие проблески материалистического подхода к истории. Большую роль в развитии и смене общественных систем он отводил изменениям в процессе производства («индустрии») и отношениях собственности. Разложение средневековой «феодально-богословской системы» он объяснял не только интеллектуальными, но и экономическими и социальными сдвигами. Происходивший интенсивно с XV в. экономический подъем класса «промышленников» вел, утверждал он, к перемещению собственности и реального могущества в его руки и упадку утратившего полезные социальные функции праздного класса феодалов.
Важной научной заслугой Сен-Симона является развитое им представление о роли борьбы классов в истории (хотя он и не мог материалистически объяснить происхождение социальных классов). В его теории «классовая борьба есть общий признак всякого исторического человеческого общества»19; кризис и крушение изжившей себя общественной системы осуществляются в острой борьбе классов. С этой точки зрения он рассматривал вопрос о происхождении Французской революции XVIII в. — она явилась результатом борьбы феодальной и промышленной систем и соответственно двух классов: феодалов и «промышленников». Сен-Симон указывал также, что в революции был и другой классовый конфликт — между собственниками и неимущими, которые во время якобинской диктатуры даже захватили на короткий момент власть. «...Понять, — отмечал Ф. Энгельс, — что французская революция была классовой борьбой, и не только между дворянством и буржуазией, но также между дворянством, буржуазией и неимущими, — это в 1802 г. было в высшей степени гениальным открытием».
В соответствии с относительной неразвитостью в то время основного классового антагонизма буржуазного общества Сен-Симон не понимал противоположности интересов пролетариата и буржуазии, был противником революционных методов борьбы. Будущее общество он мыслил как «научную и промышленную систему» с планируемой экономикой, которая обеспечивает полное благосостояние и гармоничное развитие всех членов общества и управляется учеными и техниками, промышленниками и банкирами. На этом основании современные буржуазные историки объявляют Сен-Симона зачинателем «деидеологизированной социологии» и теории «индустриального общества»21. Этот ложный вывод, искажающий облик великого мыслителя, основан на игнорировании сердцевины его учения — поиска путей уничтожения классовой эксплуатации пролетариата, стремления открыть историческую альтернативу капитализму.
Самая сильная сторона воззрений другого крупнейшего теоретика критико-утопического социализма Шарля Фурье (1772—.' 1837) — глубокая и разносторонняя критика буржуазной цивили-, зации. Фурье, отмечал Ф. Энгельс, «...ловит на слове... вдохновен! пых пророков дореволюционного времени и ее подкупленных льсте-1 цов, выступивших после революции. Он беспощадно вскрывает все материальное и моральное убожество буржуазного мира...»22.' Гениальные прозрения и догадки о коммунистическом строе содержатся в разработанном Фурье утопическом идеале гармонического общества будущего.
В системе исторических воззрений Фурье причудливо перепле-? таются унаследованные от просветителей естественноправовые идеи и провиденциалистские, теологические представления; есть I них и совершенно фантастические элементы. В то же время филеи софии истории Фурье присущи некоторые черты материализма и стихийной диалектики.
В отличие от просветителей и Сен-Симона главным фактором прогресса Фурье считал не разум, а присущие природе человека «страсти», под которыми он понимал стремление к здоровью, к любви, соревнованию, творчеству и т. д.; закон социального движения, по Фурье,— влечение страстей. Все эти «страсти» полезны и необходимы, но их действие чудовищно извращено существующим, т. е. буржуазным, строем.
Вся человеческая история, согласно Фурье, должна длиться 80 тысяч лет. Следуя распространенному еще в XVIII в. взгляду, он делит ее на четыре фазы, соответствующие возрастам индивида: детство, юность, зрелость и старость. Три последние фазы (75 тысяч лет) людям еще предстоит пройти, затем земное существование человеческого рода окончится. Первая фаза (5 тысяч лет) —детство—составляет уже прошедшую историю.
Рассматривая первую фазу, Фурье сделал целый ряд реалистических наблюдений и выводов. В своем развитии, полагал он, человечество прошло самый ранний, «эденический» (т. е. «райский», счастливый) период, периоды дикости, патриархата, варварства и цивилизации. Движущим началом смены периодов является противоречие между потребностями растущего населения и наличными ресурсами их удовлетворения. Противоречие преодолевается ростом производства, каждому периоду соответствуют определенная стадия «индустрии» (мелкая, средняя, крупная) и форма общественной организации. Перестав удовлетворять потребности общества, социальный строй данного периода распадается, ему на смену приходит новый. Абсолютно необходимой предпосылкой идеального гармонического строя будущего Фурье, как и Сен-Симон, считал высокий уровень материального производства, создаваемый крупной промышленностью.
У Фурье не было ясного представления о классах. Подобно утопистам XVIII в., он разделял общество на богатых и бедных. Нет в его системе и того понимания классовой борьбы, которым так ярко отмечена историческая концепция Сен-Симона. Отвергая основанное Французской революцией буржуазное общество, он отрицательно относился и к революции в целом, не видя в ней никакого позитивного начала.
От борьбы с дворянской аристократией она перешла к поискам союза с ней; само дворянство постепенно обуржуазивалось. Широкое развитие получило республикан-ско-демократическое движение, опиравшееся на передовые элементы мелкой и средней буржуазии, интеллигенции, ремесленников и рабочих. Рабочий класс выходил на арену самостоятельной борьбы. Социалистические и коммунистические идеи, хотя и в утопической форме, начали проникать в его среду.
В новых условиях политические позиции и исторические идеи либеральных историков, выдвинувшихся во время Реставрации, существенно изменились. С самого начала они безоговорочно поддержали буржуазную Июльскую монархию, стали ее официальными историками, а Тьерри и в особенности Гизо, — ее виднейшими государственными деятелями. Либеральные историки полагали, что с утверждением буржуазной конституционной монархии борьба классов в истории исчерпала себя.
О. Тьерри в 40-е годы создал одно из главных своих произведений — «Опыт истории происхождения и успехов третьего сословия» (издана в 1853 г.). Сохранив в нем идею о роли борьбы классов в истории Франции, он существенно притупил ее прежнюю остроту. Тьерри считал нужным теперь указать на исторические заслуги дворянства (к ним он относил, в частности, военную доблесть, патриотизм). Но особенно настойчиво он проводил мысль о великом значении союза королевской власти и третьего сословия, «благодаря которому возникла современная Франция». Этим Тьерри хотел исторически обосновать Июльскую монархию. Оставил он и былые демократические порывы. Историк, некогда называвший себя потомком участников Жакерии, теперь писал о ней, как о «диком и странном зрелище варваров-крестьян», «кровавый мятеж которых оставил о себе лишь ненавистное имя и печальное воспоминание».
С общественно-политическими и идейными сдвигами во Франции во время Июльской монархии связано и появление буржуазно-дворянского направления в историографии. Его наиболее ярким представителем был политический писатель и историк Алексис де Токвиль (1805—1859). Широкую известность приобрела его книга «О демократии в Америке» (1835—1840), написанная после' поездки в США (до 1850 г. выдержала 13 изданий). Токвиль оказал большое и длительное влияние на буржуазную историографию и политическую мысль.
Нормандский помещик, граф, Токвиль неизменно сохранял, :ак отмечал русский историк В. И. Герье, «элегическое сожаление погибшем (феодально-абсолютистском.— А. А.) строе». Ари-тократию с ее традициями и культурой он считал лучшей частью нации. Но Токвиль хорошо понимал, что возврат к старому порядку невозможен, и выступал за компромисс между дворянством и буржуазией в рамках буржуазного общества.
Главная проблема, занимавшая Токвиля, политического мыслителя,— как в условиях демократии (в понимании Токвиля, формального равенства) обеспечить «свободу», т. е. особые права имущего меньшинства, защитить его от «тирании большинства». Этому и посвящена его книга «О демократии в Америке».
Вдумчивый наблюдатель, Токвиль считал неизбежным повсеместное утверждение демократии и боялся его последствий. Опасность он усматривал в том, что гражданское и политическое равенство, уничтожение сословных и местных привилегий могут привести, по его мнению, к утрате свободы и цезаристскому режиму. Токвиль, в частности, заявлял, что причиной установления бонапартистского режима в стране после Французской революции были якобы не контрреволюционные устремления буржуазии, а введенная революцией демократия.
Но опасения, которые внушало Токвилю неизбежное торжество демократии, имели и более глубокие корни, связанные с усилением тревоги всех имущих классов за прочность своего социа
