Шапиро Историография (1982)
Глава 3. Французская историография
Великая Октябрьская социалистическая революция, образование Французской коммунистической партии способствовали усилению влияния рабочего класса и других демократических сил.
Однако решающую роль в политической жизни страны в первые послевоенные годы играли правые партии, стоявшие на антикоммунистических и антисоветских позициях. Победа в войне и расширение французской колониальной империи сопровождались ростом националистических и колониалистских настроений в буржуазных кругах. В начале 30-х годов во Франции резко возросла фашистская опасность.
В борьбе против фашизма возник Народный фронт, в котором объединились коммунисты, социалисты, радикалы и другие левые группировки. Народный фронт преградил путь фашизму, улучшил положение трудящихся.
Напуганная успехами Народного фронта, часть французской буржуазии встала на путь национальной измены, привела страну к военному поражению и национальной катастрофе 1940 г.
Классовая и политическая борьба межвоенного периода наложила отпечаток на французскую историографию тех лет. На ее крайне правом фланге появилось профашистское течение, которое атаковало не только идеи коммунизма и социализма, но и республиканско-демократичеекие традиции. Либерально-буржуазное направление, доминировавшее в предвоенный период, по-прежнему сохраняло преобладающие позиции, однако в новых условиях эволюционировало вправо. Возросло влияние радикально-демократического направления. Важным новым явлением во французской публицистике и историографии было возникновение марксистско-ленинского направления, развивавшего лучшие традиции первого поколения французских марксистов.
Существенные сдвиги наметились в методологической ориентации французской исторической науки. Работы сторонников традиционно-университетской позитивистской историографии, носившие описательный характер и посвященные главным образом политико-дипломатической истории, не давали ответа на жгучие вопросы современности. Развитие естественных и точных наук, особенно теории относительности и квантовой теории, которые зачастую истолковывались в духе релятивизма и отказа от принципа причинности, усиливало тягу к пересмотру познавательных методов исторической науки. Французские историки, которые стремились преодолеть концепции традиционной историографии и приспособить буржуазную историческую науку к новым запросам времени, искали теоретическую опору в идеях ряда философов и социологов (Э. Дюркгейм, А. Берр и др.), выступивших еще в начале XX в. с целью обновления позитивистской методологии истории. Однако во Франции, в отличие, например, от Германии, релятивизм в области истории проявился поздно и не завоевал прочных позиций. Лишь в 1938 г. начинающий французский философ и социолог Раймон Арон опубликовал книгу «Введение в философию истории», представлявшую собой попытку внести во французскую историографию релятивистское и субъективистское понимание истории в духе неокантианцев.
На развитии французской историографии не могло не сказаться возраставшее влияние марксистской мысли во Франции.
Заметно расширилась и проблематика исторических исследований. Бурные события военного и послевоенного времени, связанные с действиями огромных масс населения, вызвали большой общественный интерес к положению и борьбе трудящихся. Резко возросло внимание к социально-экономическим проблемам, которыми раньше занимались лишь немногие историки. Предметом исторического исследования стали массовые социальные движения и социальная психология. Появились работы по исторической демографии, были предприняты попытки применения в истории количественных методов. Сделала первые шаги французская «политология», ставящая своей целью изучение современности.
Они возглавляли исторические кафедры в большинстве французских университетов, определяли курс центрального и — долгое время — единственного общеисторического журнала «Историческое обозрение», являлись авторами самых крупных коллективных трудов и учебников.
В 1920—1922 гг. вышла в свет монументальная «История современной Франции от революции до мира 1919 года» (10 тт.). Ее главным редактором был Э. Лависс, а одним из основных авторов — Ш. Сеньобос. В 1929 г. завершилось издание «Истории французской нации» (19 тт.), предпринятое группой историков-позитивистов во главе с Г. Аното. В 1933 г. Сеньобос опубликовал «Искреннюю историю французской нации». На всех этих работах сказалось влияние буржуазного национализма. История Франции рассматривалась прежде всего как «история французской нации», классовая борьба трактовалась как отрицательный фактор, роль революций преуменьшалась, а сами они подчас осуждались. Авторы этих трудов полностью оправдывали внешнюю и внутреннюю политику Франции, затушевывали ее связь с развитием империализма. В коллективных работах в той или иной мере освещались проблемы экономики, идеологии и культуры, однако в целом сохранялся традиционный для французской позитивистской школы метод простого описания исторических событий, главным образом политической и дипломатической истории, что уже не удовлетворяло многих историков.
В 1920 г. философ А. Берр, выдвинувший задачу создания целостного «культурно-исторического синтеза» на основе достижений всех гуманитарных наук, опубликовал первый том задуманной им грандиозной 100-томной серии монографий «Эволюция человечества». Она была призвана продолжить знаменитую «Энциклопедию» и осветить историю человечества с точки зрения этого нового синтеза.
Определяющим фактором исторического развития Берр считал духовную жизнь. Выдвигая на первый план культурно-исторические факторы, он не понимал решающей роли материального производства и производственных отношений. Поэтому попытки конкретного осуществления «культурно-исторического синтеза» свелись к сочетанию методов традиционной историографии, позитивистской социологии и идеалистической философии истории.
Заметную роль в развитии французской исторической науки сыграл экономист и социолог Ф. Симиан (1873—1935). С начала XX в. он занимался изучением чуждой для большинства историков-позитивистов темы — истории цен, доходов и заработной платы, широко используя методы социологии и математической статистики, наглядно показав устарелость традиционной университетской историографии.
Существенное воздействие на французскую историографию оказали труды некоторых географов, работавших в тесном контакте с историками. Особенно важное значение имела созданная П. Видалем де ля Блашем (1845—1918) школа «географии человека», изучавшая в основном влияние на общество природного окружения и демографических факторов. Именно географы стали первыми разрабатывать актуальные проблемы, впоследствии ставшие объектом исторических изысканий. Как отмечал известный французский историк-марксист П. Вилар, «это были проблемы демографии и миграции; колонизация; развитие городов и промышленности, изменение системы сельскохозяйственного ' производства, прогресс энергетики и события, еще более близкие к живой, трепещущей истории: кризис Британской империи, будущее огромных пространств Америки, пробуждение народных масс в Азии, рождение советских планов» '.
Все, вместе взятое, привело к тому, что против позитивистской школы выступили ряд профессиональных историков. С этого времени в позитивистской историографии началась полоса кризиса, и она стала постепенно терять прежнее влияние.
Февр, профессор Дижонского и Страс-бургского университетов, начинал свою научную работу в качестве географа. Затем он обратился к истории средневековой культуры и исторической психологии. Талантливый писатель и полемист, он обладал качествами выдающегося организатора науки.
Блок долго работал вместе с Февром в Страсбургском университете и был медиевистом. В 1931 г. вышел в свет его обобщающий труд «Характерные черты аграрной истории Франции», который принес ему европейскую известность. В 1936 г. после победы Народного фронта он возглавил кафедру в Парижском университете.
Теоретико-методологические позиции Февра и Блока складывались под сильным воздействием Дюркгейма и особенно Берра, с которым они тесно сотрудничали. С большим уважением Февр и Блок относились к марксизму. Каждому «сколько-нибудь образованному историку... — писал в 1935 г. Февр, — совершенно необходимо проникнуться марксистской манерой мышления, понимания фактов... Многие из идей, которые Маркс выразил с бесспорным мастерством, давно уже перешли в общий фонд, в интеллектуальную сокровищницу целого поколения»2. Февр и Блок критиковали чисто эмпирический, описательный характер традиционной позитивистской историографии, которую они презрительно называли «историзирующей» или «событийной» историей. «Событийная» история, по словам Блока, «прозябавшая в эмбриональной форме повествования» 3, отрицалась во имя создания проблемной «синтетической» истории, призванной не просто описывать события, но ставить и решать проблемы. Основную задачу исторической науки, и в этом в сущности была их главная идея, Блок и Февр видели в создании всеобъемлющей, «глобальной» истории — «истории, которая стала бы центром, сердцем общественных наук, средоточием всех наук, изучающих общество с различных точек зрения — социальной, психологической, моральной, религиозной и эстетической, наконец, с политической, экономической и культурной». При этом, в отличие от А. Берра, выдвигавшего на первый план «культурно-исторический синтез», Л. Февр и М. Блок придавали большое значение истории экономических и социальных структур, а также социально-исторической психологии. С этих позиций они критиковали свойственное позитивистской школе понимание исторических фактов как преимущественно событий политической истории. Они указывали, что к числу исторических фактов относятся не только «события», но и процессы, в том числе социально-экономического развития. «Обесценение монеты, снижение заработной платы, дороговизна — это, без сомнения, тоже исторические факты, и они в наших глазах ценнее, чем смерть монарха или заключение недолговечного договора»5, — писал Февр. В 1929 г. Февр и Блок основали второй французский общеисторический журнал с характерным программным названием «Анналы экономической и социальной истории». Вокруг «Анналов» сплотилась группа единомышленников, «школа «Анналов», которые считали необходимым обновление методов исторического исследования и сотрудничество истории с другими науками.
Предпринятая Февром и Блоком критика позитивистской историографии была во многом справедлива. Они сумели наметить новые пути конкретных исследований. Однако, подчеркивая значение социально-экономических факторов, основатели школы «Анналов» отвергали исторический материализм как целостную теорию развития исторического процесса. Их собственное его объяснение оставалось эклектичным: на первый план в нем выступала то географическая среда и рост населения, то развитие техники и обмена, то формы общественного сознания — «коллективная психология». Нередко именно «коллективная психология» или «коллективное мышление» представали у них как главное начало исторического процесса, поскольку все формы общественной жизни осуществляются, проходя через сознание человека. Глубокие противоречия существовали и в их трактовке исторических фактов. Отстаивая познавательные возможности истории, исходя из уверенности, «что природа, а в ней и человек, как часть природы и объект истории познаваемы и объяснимы» 6, основатели «Анналов», особенно Л. Февр, тем не менее порой делали релятивистские выводы, утверждая, что исторические факты не существуют вне историка и даже «изобретаются» историками.
Исследуя динамику номинальной заработной платы на протяжении длительного периода с 1789 по 1928 г., Симиан попытался с помощью статистики выявить смену экономических циклов от фазы подъема («фаза А») к фазе спада («фаза В»). Главным признаком этих циклов и причиной их смены он считал движение цен, определяющее, по его мнению, уровень заработной платы и прибыли, который, в свою очередь, влияет на коллективную психологию и социальные отношения. Свою систему взглядов Симиан называл «социальным монетаризмом».
Попытка Симиана дать анализ длительных циклов экономического развития с помощью математической статистики и связать изменения в социальных отношениях с динамикой «экономической активности» являлась новым для французской историографии вкладом в изучение социально-экономической истории. Однако его объяснение механизма развития капиталистического общества было несостоятельным. Определяющим фактором Симиан считал сферу обращения, движение цен, причины которого к тому же оставались неясными. В свой анализ он не включал ни форм собственности, ни особенностей классовой структуры, ни конкретных проявлений классовой борьбы.
Предложенные Симианом методы развил и применил в конкретном историческом исследовании крупный французский историк Эрнест Лабрусс (р. в 1895 г.). В молодости Лабрусс испытал сильное воздействие марксизма. В начале 20-х годов он принадлежал к руководству Союза коммунистической молодежи и был одним из редакторов «Юманите». В дальнейшем он перешел в социалистическую партию и в 30-е годы был близок к ее руководству. Вслед за Симианом Э. Лабрусс доказывал, что экономические циклы своим ритмом определяют историческое развитие. Их важнейшим признаком он также считал движение цен и зависящее от него движение доходов разных социальных групп.
Но, будучи историком, Лабрусс стремился конкретно исследовать влияние движения цен и доходов на социально-политическую борьбу и возникновение революционных движений. Поэтому наряду с экономическими процессами «большой длительности», которые привлекали преимущественное внимание Симиана, Лабрусс изучал и более краткие, и более непосредственно воздействующие на социальную активность сезонные и «циклические» (10—20 лет) колебания цен и доходов. Под этим углом зрения были написаны главные исследования Э. Лабрусса «Очерк движения цен и доходов во Франции XVIII века» (2 тт., 1933—1936) и «Кризис французской экономики в конце старого порядка и в начале революции» (1944, вышел лишь первый том) этого труда).
На основе громадного архивного материала, подвергнутого статистической обработке, Лабрусс установил, что в 1726—1789 гг. происходили длительное падение реальной заработной платы и рост стоимости жизни. Он выявил динамику арендной платы, возрастание бремени десятины и сеньориальных платежей, взимавшихся с крестьян, и показал, что эти процессы повлияли на обострение классовых противоречий во Франции XVIII в. и созревание в ней буржуазной революции.
В своем понимании исторического процесса Лабрусс придерживался, по его собственному выражению, «экономического объяснения истории». Однако его методологию отличали черты своеобразного «экономического материализма», упрощенно-механистического толкования связи экономики и политики, характерные для социал-демократического подхода к истории. В центре внимания Лабрусса — сфера обращения, история народонаселения, техники, объем производства; характер форм собственности, производственные отношения остаются в тени. Так, называя экономику Франции XVIII — первой половины XIX в. «экономикой хлеба и текстиля», он оставлял в стороне разложение феодальных и утверждение капиталистических производственных отношений, что было определяющим качественным признаком и двигателем этого периода французской истории.
Следуя логике такого подхода, Лабрусс упрощенно связывал социальные движения, революционные и политические кризисы непосредственно с колебаниями экономической конъюнктуры. Например, Французская революция выступала у него лишь следствием экономического кризиса «старого типа» и порожденного им «кризиса нищеты».
Уже первый фундаментальный труд Лабрусса, появившийся в разгар кризиса 1929—1933 гг., когда экономические проблемы оказались в центре внимания общественности, создал известность его автору. В последующие годы Лабрусс выдвинулся в число ведущих специалистов по социально-экономической истории и сыграл большую роль в развитии французской историографии.
В порядок дня вновь встали проблемы причин революции и ее значения для последующей истории страны, роли народных масс, революционного насилия и революционной диктатуры. Сторонники правого, клерикально-монархического, а позднее профашистского направления, продолжавшие традицию Тэна, стремились дискредитировать заложенные революцией республиканские и демократические основы. Будучи непримиримыми врагами всякой революции, они охотно проводили параллель между Французской буржуазной революцией 1789 г. и Великой Октябрьской социалистической революцией. Фашиствующий историк П. Гаксотт изобразил диктатуру якобинцев как «коммунистическую диктатуру»8. В книгах этих историков революция и особенно ее высший этап — якобинская диктатура изображались разгулом насилия и темных страстей, царством голода и террора. Показательны в этом отношений работы академика Л. Мадлена, который называл якобинскую диктатуру «режимом крови» и оправдывал государственный переворот Наполеона Бонапарта. Пристрастность и откровенная необъективность историков правого толка лишали их труды сколько-нибудь серьезного научного значения, превращая их в политические памфлеты.
Историки либерально-республиканского направления, игравшего ведущую роль в период до первой мировой войны, заявляли о своей верности буржуазно-демократическим традициям Французской революции. Однако основное место в их деятельности постепенно заняла борьба против идей социалистической революции. Глава либерально-буржуазной школы Альфонс Олар противопоставлял идеи революции 1789 г. идеям Великой Октябрьской социалистической революции. Вопреки фактам, он утверждал, будто «идея насилия чужда и даже прямо противоположна духу (французской) революции», которая имела в основном «легальный и юридический характер» 9.
В научном плане школа Олара, придерживавшаяся принципов традиционной позитивистской методологии и занимавшаяся в основном изучением политической истории, постепенно сходила на нет. В последние годы жизни (он умер в 1928 г.) необходимость пересмотра прежних взглядов признал сам Олар. «Марксисты всех нас привели к большему признанию этой экономической точки зрения, которая оставалась в таком пренебрежении в большей части крупных трудов по истории революции, — говорил он в одном из своих выступлений. — На эту экономическую точку зрения мы не смогли стать целиком, но пришлось признать, что в подготовке и развитии революции экономические вопросы играли более важную роль, чем это раньше думали». После смерти Олара созданное им Общество по изучению истории Французской революции утратило положение главного центра исследований по истории революции. В 1935 г. оно прекратило свое существование. В 1940 г. перестал выходить основанный Оларом журнал «Французская революция».
Творческая инициатива в изучении Великой французской революции перешла к радикально-демократическому направлению, лидером которого стал Альбер Матьез (1874—1932). Выходец из крестьянской семьи, человек леворадикальных взглядов, Матьез в 20-е годы симпатизировал Октябрьской революции и Советской России. Некоторое время он был близок к коммунистической партии и сотрудничал в «Юманите». Именно в этот период им были созданы лучшие работы. В противовес Олару, прославлявшему главу «умеренных» якобинцев Дантона, Матьез поставил в центр своего внимания деятельность Робеспьера, которого он оценивал исключительно высоко.
В условиях послевоенной Франции энергичная защита Мать-езом революционных методов якобинцев во главе с Робеспьером имела немаловажное общественное значение. Реабилитация Робеспьера составляет «научную и политическую заслугу Матье-за»11, — писал академик Н. М. Лукин. Другой важнейшей его заслугой является начатое им вслед за Жоресом систематическое изучение социально-экономических проблем Великой французской революции, исследование положения и борьбы народных масс. В лучших работах Матьеза «Французская революция» (3 тт., 1922—1927) и особенно в монографии «Борьба с дороговизной и социальное движение в эпоху террора» (1927) убедительно показана роль городских низов в революции, подробно изучена социально-экономическая политика якобинцев.
К недостаткам трудов Матьеза относится прежде всего его некритическое отношение к Робеспьеру и приравнивание социально-экономических мероприятий якобинцев к социалистическим. Не понимая классовой ограниченности их политики, Матьез отрицательно оценивал деятельность всех политических течений, стоявших левее Робеспьера («крайних» якобинцев, «бешеных»). Вслед за Робеспьером он безосновательно именовал их вождей «контрреволюционерами» и «наймитами врагов народа».
После смерти Матьеза руководящая роль в радикально-демократической историографии перешла к Жоржу Лефевру (1874— 1959). Как и Матьез, Лефевр вышел из среды трудящихся. Его отец был мелким служащим, дед — рабочим. В молодости Лефевр являлся сторонником Ж. Г еда и с тех пор неизменно придерживался левых убеждений. Его исторические взгляды сложились в значительной степени под влиянием Жореса, но Лефевр неоднократно обращался к трудам К. Маркса. «Не разделяя полностью взглядов Маркса, он подчеркивал плодотворность марксистской мысли как метода исследования» 12. Лефевр «никогда не скрывал, — вспоминал один из его учеников, — ни своего восхищения Лениным, ни своей симпатии к международнохму коммунистическому движению» !3 и Советскому Союзу. «Блестящие успехи Советского Союза,— говорил он в 1946 г., — позволяют сохранить веру в человеческий разум» н.
В объяснении исторического процесса Лефевр нередко склонялся к идее взаимодействия различных факторов (экономического, биологического, психологического и т. д.), однако он решительно отвергал идеалистическое объяснение истории движением идей; постоянно подчеркивал громадное значение экономических и социальных процессов в развитии человеческого общества.
Как и Матьез, Лефевр очень высоко оценивал историческую роль якобинцев и Робеспьера, которого считал «самым выдающимся из первых вождей французской демократии». Но он не разделял «робеспьеристеких» увлечений Матьеза и его негативной оценки левых течений, связанных с выступлением парижских низов. Важной заслугой Лефевра является выдвижение им задачи изучения Французской революции «снизу», т. е. тщательного исследования положения и борьбы народных масс. При этом сам Лефевр впервые во французской историографии занялся углубленным анализом роли крестьянства. Решению этой проблемы посвящены его главные исследования: «Крестьяне департамента Нор во время Французской революции» (1924), «Великий страх» (1932), «Аграрный вопрос в эпоху террора» (1932).
До Лефевра французские историки, не исключая Жореса и Матьеза, видели в крестьянском движении лишь отражение той борьбы, которую вела буржуазия. Лефевр убедительно доказал, что цели крестьянского движения («крестьянской революции», как он ее называл) далеко не во всем совпадали с целями буржуазии, что между этими классами существовали противоречия и шла борьба. Требования крестьян радикально уничтожить феодальные повинности, и особенно уравнительные требования бедноты, наталкивались на сопротивление буржуазии. Только силой своего революционного натиска крестьяне добились полной ликвидации сеньориального строя. Но даже якобинцы, как хорошо показано в книге Лефевра «Аграрный вопрос в эпоху террора», не шли достаточно решительно навстречу требованиям сельских низов об уравнительном разделе земель.
Высоко оценивая труды Ж- Лефевра, советские историки критиковали некоторые его теоретические положения, в частности ошибочный вывод о том, что «крестьянская революция» не являлась органическим элементом буржуазной резолюции 15.
Значение работ Лефевра выходит за рамки исследования революции 1789 г. Одним из первых он поддержал попытки Сими-ана и Лабрусса ввести в изучение истории количественные методы, без которых, по мнению Лефевра, «не существует науки» !S. Плодотворным оказалось предпринятое им изучение социально-исторической психологии. В работе «Великий страх» и в ряде последующих статей он показал сложную связь социальной психологии народных, главным образом крестьянских, масс с их социально-экономическим положением и с конкретными условиями классовой борьбы. Новаторские работы Лефевра выдвинули его в первые ряды французских историков.
Больше других изучалась революция 1848—1849 гг., исследование которой велось по преимуществу в рамках созданного в довоенное время под руководством правого социалиста Ж- Ренара Общества истории революции 1848—1849 гг. В 1918 г. это общество было преобразовано в Общество истории революции 1848 г. и революций XIX века. Показательно, что примыкавшие к нему буржуазные и социал-реформистские историки изучали лишь буржуазные революции XIX в., исключив из рассмотрения Парижскую коммуну 1871 г. Руководителем общества до своей смерти в 1930 г. оставался Жорж Ренар. В послевоенный период он занимался главным образом историей труда и экономики, но неоднократно возвращался к общей оценке революции, в которой отразилась его идейная эволюция: до войны он считал революцию прогрессивным шагом в развитии человечества, а после нее выступил с утверждением, что революции, которые сопровождаются голодом и насилием, якобы неизбежно приводят к диктатуре. Категорически отвергая, диктатуру пролетариата, Ренар воспевал «дух братства», якобы обнаруженный им в революции 1848 г. во Франции.
Историки, группировавшиеся вокруг Общества истории революции 1848 г. и революций XIX века, изучали главным образом экономическое положение Франции накануне революции 1848 г., утопический социализм и государственный переворот Луи Наполеона. Большое внимание они уделяли локальной истории. Июньское восстание рабочего класса 1848 г. изучалось мало, причем часть буржуазных историков оправдывала репрессии против рабочих.
Изучение истории революции 1830 г. до некоторой степени стимулировалось празднованием ее 100-летнего юбилея. Буржуазная печать превозносила ее как «самую законную из революций», но историки и публицисты правого направления «постарались использовать эту дату для осуждения революции и восхваления монархии» 18.
В своих работах о жизни и деятельности Прудона, Оуэна и особенно в «Истории рабочего движения» (3 тт., 1939) Доллеан уделял главное внимание прудонизму и анархо-синдикализму.
Исследованием рабочего и социалистического движения более позднего периода занимались главным образом публицисты и политики, преимущественно члены социалистической партии или профсоюзов. Целый ряд книг по истории рабочего, профсоюзного и социалистического движения опубликовал социалист П. Луи, который в 1920—1923 гг. примыкал к коммунистической партии. Среди них «Французский синдикализм» (1922), «История социалистической партии» (1922), «История рабочего класса во Франции от революции до наших дней» (1927). В первые послевоенные годы П. Луи критиковал оппортунизм французских социалистов довоенного времени, но склонялся к анархо-синдикалистским преувеличениям роли профсоюзов в рабочем движении.
Наряду с П. Луи большой интерес к истории социализма и рабочего движения проявлял видный деятель социалистической партии, адвокат, публицист и историк Александр Зеваэс (1873— 1953). Под редакцией Зеваэса была издана «История социалистических партий во Франции» (12 тт., 1911 —1923). В послевоенный период Зеваэс, перешедший во время войны на позиции социал-шовинизма, опубликовал серию работ по истории рабочего и социалистического движения, в их числе «Социалистическая партия с 1904 по 1923 г.» (1923), «Жюль Гед» (1928), «Стачка в Деказ-виле» (1938). Труды Луи и Зеваэса, написанные с анархо-синди-калистских или социал-реформистских позиций, носили описательный и зачастую компилятивный характер. В них отсутствовал серьезный анализ процессов социально-экономического развития и расстановки классовых сил, однако благодаря своему фактическому материалу они в течение долгого времени оставались главным источником сведений о рабочем и социалистическом движении недавнего прошлого.
Проблемы, выдвинутые Октябрьской социалистической революцией, способствовали оживлению интереса к истории первой пролетарской революции — Парижской коммуне 1871 г. Большинство буржуазных и социал-реформистских историков, занимавшихся проблемами Коммуны, подходили к ней крайне предвзято. Они утверждали, что Маркс создал «миф» о ней, и прилагали все усилия, чтобы опровергнуть марксистско-ленинский анализ Коммувы как первого опыта диктатуры пролетариата. Правые буржуазные историки вопреки фактам уверяли, будто «Коммуна не была ни социалистической, ни даже революционной»; обвиняли коммунаров в развязывании «дикарских инстинктов парижской черни» и фактически оправдывали злодеяния версальцев19. Представители социал-реформистского направления заявляли о своих симтіатиях к Парижской коммуне, но истолковывали ее в духе оппортунизма. В деятельности Коммуны они видели не столько первый опыт диктатуры пролетариата, сколько стремление к буржуазной демократии и «освобождению труда» путем сотрудничества классов. Самым крупным из французских профессиональных историков, изучавших Парижскую коммуну, был близкий к социалистической партии Жорж Буржен (1879—1958). В 1924 г. он совместно с Г. Анрио опубликовал первый том протоколов Парижской коммуны20. В 1928 г. вышла в свет его монография «Первые дни Коммуны». В 1939 г. под руководством Буржена появилась коллективная работа «Война 1870—1871 гг. и Коммуна». Сильной стороной его книг было точное изложение фактической стороны дела, однако его выводы страдали серьезными недостатками. Признавая пролетарский характер Парижской коммуны, Буржен тем не менее не считал ее государством нового типа и недооценивал социалистические тенденции Коммуны. Как отмечают французские историки-марксисты, авторы коллективной работы «Война 1870—1871 гг. и Коммуна» видели «в Коммуне не то, что она принесла с собой нового, а то, что делает ее похожей на предыдущие народные восстания XIX века»21.
В борьбе против реакционной историографии Парижской коммуны существенную роль сыграли работы преподавателя истории и активиста профсоюзного движения Мориса Домманже. Написанные им биография известного революционера Бланки (1924), книги «Образование при Коммуне» (1928), «Люди и факты Коммуны» (1937) хотя и не свободны от некоторой идеализации бланкизма, однако проникнуты чувством горячей симпатии к Невиданные ранее масштабы войны и вызванные ею потрясения, появление новых государств и новых границ, естественно, приковывали внимание к сложным политическим и научным вопросам, связанным с историей войны. Самым важным был вопрос о причинах войны и ответственности за нее, особенно обострившийся в связи с публикацией Советским правительством тайных договоров, разоблачавших политику империалистических держав. Ее приверженцы рекламировали «миролюбие» Франции и других стран Антанты, отрицали империалистический характер французской внешней политики и всю ответственность за возникновение войны возлагали на Германию и Австро-Венгрию.
В 20-е годы «антантофильское» направление еще преобладало, но уже тогда появилось противостоящее ему направление, пересматривавшее официальную точку зрения. Вопреки «ан-тантофильской» пропаганде «ревизионисты» утверждали, будто главная причина войны коренится в союзе Франции с «агрессивной» Россией, которая, несмотря на «миролюбие» Германии, спровоцировала войну и втянула в нее Францию. Ни «антантофильское», ни «ревизионистское» направления не затрагивали главного вопроса: об империалистическом характере войны и ответственности за нее мирового империализма.
Французская коммунистическая партия, как и другие компартии, доказывала, что война была порождена системой империализма и ее виновниками являются империалисты всех стран.
Полемика во французской историографии вокруг происхождения и характера войны приобрела особенно широкий размах после выхода в свет публикации немецких дипломатических документов «Большая политика европейских кабинетов», которая представляла собой попытку доказать «миролюбие» кайзеровской Германии. В ответ французское правительство решило приступить к изданию своих дипломатических документов и привлекло к этой работе профессиональных историков. Значение этого мероприятия, затянувшегося на 30 лет (с 1929 по 1959 г.), вышло за пропагандистские рамки. 43 тома под общим названием «Французские дипломатические документы» содержат огромный фактический материал о происхождении первой мировой войны и по своему научному уровню превосходят аналогичные публикации, осуществленные в Германии и Англии.
Одним из руководителей французской публикации был историк Пьер Ренувен (1893—1974), впоследствии профессор Парижского университета и академик, крупнейший французский специалист в области международных отношений. В начале 20-х годов Ренувен стал одним из организаторов и руководителей Общества по истории войны, редактором его журнала «Обозрение истории мировой войны». В 1925 г. появилась его первая крупная работа «Непосредственные причины войны». В ней освещалось развитие международных отношений в течение двух последних месяцев перед началом войны. Автор доказывал тезис о виновности кайзеровской Германии в развязывании войны. Вместе с тем он воспринял и некоторые черты «ревизионистской» концепции, утверждая, что царская Россия якобы втянула Францию в войну с Германией. Вопроса об империалистическом характере войны и ответственности за нее империалистической системы Ренувен не ставил.
В 1929 г., когда во Франции торжественно отмечалась 15-летняя годовщина начала войны, вышел в свет коллективный труд французских историков «Дипломатическая история Европы (1871—1914 гг.)» Важнейшие главы этого двухтомного издания были написаны Ренувеном. Широко используя дипломатические документы, Ренувен дал серьезный анализ дипломатии Германия и Австро-Венгрии, подчеркнув их ответственность за развязывание войны. Он выступил против «ревизионистов», утверждавших, что французское правительство следовало в фарватере царской России, но доказывал, что укрепление англо-французской Антанты (будто бы стремившейся к миру) было исключительно следствием агрессивности Германии. Ученик Сеньобоса и Олара, Ренувен в целом выступал как приверженец позитивистской школы, однако наряду с описанием фактов политико-дипломатической истории он освещал проблемы экономического соперничества, на-циально-освободительных движений, гонки вооружений, идеологической подготовки к войне.
Последняя крупная работа Ренувена рассматриваемого периода — монография «Европейский кризис и великая война (1904—1918 гг.)» (1934). В ней еще яснее проявилось его стремление выйти за рамки политико-дипломатической истории. Рассматривая вопрос о причинах войны, Ренувен уделил значительное внимание экономическому соперничеству великих держав и внутриполитическим проблемам. Однако общая схема автора мало изменилась: Ренувен оправдывал политику Англии и Франции; утверждал, что финансисты и промышленники всех стран стремились к миру, обходил молчанием вопрос об ответственности системы империализма за возникновение войны.
Главным центром изучения «колониальной истории» являлось созданное накануне войны Общество истории французской колонизации, которое издавало специальный журнал «Обозрение истории французских колоний». Основное содержание работ буржуазных историков — французские колонизаторы принесли в отсталые колонизуемые страны «культуру» и «цивилизацию», з результате чего Франция стала «матерью-родиной» для населения французской колониальной империи. Участие колониальных войск, сформированных французскими властями, в первой мировой войне обычно представлялось как неопровержимое доказательство любви и благодарности «туземцев» к их «матери-родине». Самой крупной работой этого плана была «История французских колоний и французской экспансии» (6 тт., 1929—1933) под редакцией Г, Аното и А. Мартино. Авторы издания утверждали, что французская колониальная политика якобы «свободна от всякого империализма» и имеет св
Однако решающую роль в политической жизни страны в первые послевоенные годы играли правые партии, стоявшие на антикоммунистических и антисоветских позициях. Победа в войне и расширение французской колониальной империи сопровождались ростом националистических и колониалистских настроений в буржуазных кругах. В начале 30-х годов во Франции резко возросла фашистская опасность.
В борьбе против фашизма возник Народный фронт, в котором объединились коммунисты, социалисты, радикалы и другие левые группировки. Народный фронт преградил путь фашизму, улучшил положение трудящихся.
Напуганная успехами Народного фронта, часть французской буржуазии встала на путь национальной измены, привела страну к военному поражению и национальной катастрофе 1940 г.
Классовая и политическая борьба межвоенного периода наложила отпечаток на французскую историографию тех лет. На ее крайне правом фланге появилось профашистское течение, которое атаковало не только идеи коммунизма и социализма, но и республиканско-демократичеекие традиции. Либерально-буржуазное направление, доминировавшее в предвоенный период, по-прежнему сохраняло преобладающие позиции, однако в новых условиях эволюционировало вправо. Возросло влияние радикально-демократического направления. Важным новым явлением во французской публицистике и историографии было возникновение марксистско-ленинского направления, развивавшего лучшие традиции первого поколения французских марксистов.
Существенные сдвиги наметились в методологической ориентации французской исторической науки. Работы сторонников традиционно-университетской позитивистской историографии, носившие описательный характер и посвященные главным образом политико-дипломатической истории, не давали ответа на жгучие вопросы современности. Развитие естественных и точных наук, особенно теории относительности и квантовой теории, которые зачастую истолковывались в духе релятивизма и отказа от принципа причинности, усиливало тягу к пересмотру познавательных методов исторической науки. Французские историки, которые стремились преодолеть концепции традиционной историографии и приспособить буржуазную историческую науку к новым запросам времени, искали теоретическую опору в идеях ряда философов и социологов (Э. Дюркгейм, А. Берр и др.), выступивших еще в начале XX в. с целью обновления позитивистской методологии истории. Однако во Франции, в отличие, например, от Германии, релятивизм в области истории проявился поздно и не завоевал прочных позиций. Лишь в 1938 г. начинающий французский философ и социолог Раймон Арон опубликовал книгу «Введение в философию истории», представлявшую собой попытку внести во французскую историографию релятивистское и субъективистское понимание истории в духе неокантианцев.
На развитии французской историографии не могло не сказаться возраставшее влияние марксистской мысли во Франции.
Заметно расширилась и проблематика исторических исследований. Бурные события военного и послевоенного времени, связанные с действиями огромных масс населения, вызвали большой общественный интерес к положению и борьбе трудящихся. Резко возросло внимание к социально-экономическим проблемам, которыми раньше занимались лишь немногие историки. Предметом исторического исследования стали массовые социальные движения и социальная психология. Появились работы по исторической демографии, были предприняты попытки применения в истории количественных методов. Сделала первые шаги французская «политология», ставящая своей целью изучение современности.
Они возглавляли исторические кафедры в большинстве французских университетов, определяли курс центрального и — долгое время — единственного общеисторического журнала «Историческое обозрение», являлись авторами самых крупных коллективных трудов и учебников.
В 1920—1922 гг. вышла в свет монументальная «История современной Франции от революции до мира 1919 года» (10 тт.). Ее главным редактором был Э. Лависс, а одним из основных авторов — Ш. Сеньобос. В 1929 г. завершилось издание «Истории французской нации» (19 тт.), предпринятое группой историков-позитивистов во главе с Г. Аното. В 1933 г. Сеньобос опубликовал «Искреннюю историю французской нации». На всех этих работах сказалось влияние буржуазного национализма. История Франции рассматривалась прежде всего как «история французской нации», классовая борьба трактовалась как отрицательный фактор, роль революций преуменьшалась, а сами они подчас осуждались. Авторы этих трудов полностью оправдывали внешнюю и внутреннюю политику Франции, затушевывали ее связь с развитием империализма. В коллективных работах в той или иной мере освещались проблемы экономики, идеологии и культуры, однако в целом сохранялся традиционный для французской позитивистской школы метод простого описания исторических событий, главным образом политической и дипломатической истории, что уже не удовлетворяло многих историков.
Определяющим фактором исторического развития Берр считал духовную жизнь. Выдвигая на первый план культурно-исторические факторы, он не понимал решающей роли материального производства и производственных отношений. Поэтому попытки конкретного осуществления «культурно-исторического синтеза» свелись к сочетанию методов традиционной историографии, позитивистской социологии и идеалистической философии истории.
Заметную роль в развитии французской исторической науки сыграл экономист и социолог Ф. Симиан (1873—1935). С начала XX в. он занимался изучением чуждой для большинства историков-позитивистов темы — истории цен, доходов и заработной платы, широко используя методы социологии и математической статистики, наглядно показав устарелость традиционной университетской историографии.
Существенное воздействие на французскую историографию оказали труды некоторых географов, работавших в тесном контакте с историками. Особенно важное значение имела созданная П. Видалем де ля Блашем (1845—1918) школа «географии человека», изучавшая в основном влияние на общество природного окружения и демографических факторов. Именно географы стали первыми разрабатывать актуальные проблемы, впоследствии ставшие объектом исторических изысканий. Как отмечал известный французский историк-марксист П. Вилар, «это были проблемы демографии и миграции; колонизация; развитие городов и промышленности, изменение системы сельскохозяйственного ' производства, прогресс энергетики и события, еще более близкие к живой, трепещущей истории: кризис Британской империи, будущее огромных пространств Америки, пробуждение народных масс в Азии, рождение советских планов» '.
Все, вместе взятое, привело к тому, что против позитивистской школы выступили ряд профессиональных историков. С этого времени в позитивистской историографии началась полоса кризиса, и она стала постепенно терять прежнее влияние.
Февр, профессор Дижонского и Страс-бургского университетов, начинал свою научную работу в качестве географа. Затем он обратился к истории средневековой культуры и исторической психологии. Талантливый писатель и полемист, он обладал качествами выдающегося организатора науки.
Блок долго работал вместе с Февром в Страсбургском университете и был медиевистом. В 1931 г. вышел в свет его обобщающий труд «Характерные черты аграрной истории Франции», который принес ему европейскую известность. В 1936 г. после победы Народного фронта он возглавил кафедру в Парижском университете.
Теоретико-методологические позиции Февра и Блока складывались под сильным воздействием Дюркгейма и особенно Берра, с которым они тесно сотрудничали. С большим уважением Февр и Блок относились к марксизму. Каждому «сколько-нибудь образованному историку... — писал в 1935 г. Февр, — совершенно необходимо проникнуться марксистской манерой мышления, понимания фактов... Многие из идей, которые Маркс выразил с бесспорным мастерством, давно уже перешли в общий фонд, в интеллектуальную сокровищницу целого поколения»2. Февр и Блок критиковали чисто эмпирический, описательный характер традиционной позитивистской историографии, которую они презрительно называли «историзирующей» или «событийной» историей. «Событийная» история, по словам Блока, «прозябавшая в эмбриональной форме повествования» 3, отрицалась во имя создания проблемной «синтетической» истории, призванной не просто описывать события, но ставить и решать проблемы. Основную задачу исторической науки, и в этом в сущности была их главная идея, Блок и Февр видели в создании всеобъемлющей, «глобальной» истории — «истории, которая стала бы центром, сердцем общественных наук, средоточием всех наук, изучающих общество с различных точек зрения — социальной, психологической, моральной, религиозной и эстетической, наконец, с политической, экономической и культурной». При этом, в отличие от А. Берра, выдвигавшего на первый план «культурно-исторический синтез», Л. Февр и М. Блок придавали большое значение истории экономических и социальных структур, а также социально-исторической психологии. С этих позиций они критиковали свойственное позитивистской школе понимание исторических фактов как преимущественно событий политической истории. Они указывали, что к числу исторических фактов относятся не только «события», но и процессы, в том числе социально-экономического развития. «Обесценение монеты, снижение заработной платы, дороговизна — это, без сомнения, тоже исторические факты, и они в наших глазах ценнее, чем смерть монарха или заключение недолговечного договора»5, — писал Февр. В 1929 г. Февр и Блок основали второй французский общеисторический журнал с характерным программным названием «Анналы экономической и социальной истории». Вокруг «Анналов» сплотилась группа единомышленников, «школа «Анналов», которые считали необходимым обновление методов исторического исследования и сотрудничество истории с другими науками.
Предпринятая Февром и Блоком критика позитивистской историографии была во многом справедлива. Они сумели наметить новые пути конкретных исследований. Однако, подчеркивая значение социально-экономических факторов, основатели школы «Анналов» отвергали исторический материализм как целостную теорию развития исторического процесса. Их собственное его объяснение оставалось эклектичным: на первый план в нем выступала то географическая среда и рост населения, то развитие техники и обмена, то формы общественного сознания — «коллективная психология». Нередко именно «коллективная психология» или «коллективное мышление» представали у них как главное начало исторического процесса, поскольку все формы общественной жизни осуществляются, проходя через сознание человека. Глубокие противоречия существовали и в их трактовке исторических фактов. Отстаивая познавательные возможности истории, исходя из уверенности, «что природа, а в ней и человек, как часть природы и объект истории познаваемы и объяснимы» 6, основатели «Анналов», особенно Л. Февр, тем не менее порой делали релятивистские выводы, утверждая, что исторические факты не существуют вне историка и даже «изобретаются» историками.
Исследуя динамику номинальной заработной платы на протяжении длительного периода с 1789 по 1928 г., Симиан попытался с помощью статистики выявить смену экономических циклов от фазы подъема («фаза А») к фазе спада («фаза В»). Главным признаком этих циклов и причиной их смены он считал движение цен, определяющее, по его мнению, уровень заработной платы и прибыли, который, в свою очередь, влияет на коллективную психологию и социальные отношения. Свою систему взглядов Симиан называл «социальным монетаризмом».
Попытка Симиана дать анализ длительных циклов экономического развития с помощью математической статистики и связать изменения в социальных отношениях с динамикой «экономической активности» являлась новым для французской историографии вкладом в изучение социально-экономической истории. Однако его объяснение механизма развития капиталистического общества было несостоятельным. Определяющим фактором Симиан считал сферу обращения, движение цен, причины которого к тому же оставались неясными. В свой анализ он не включал ни форм собственности, ни особенностей классовой структуры, ни конкретных проявлений классовой борьбы.
Предложенные Симианом методы развил и применил в конкретном историческом исследовании крупный французский историк Эрнест Лабрусс (р. в 1895 г.). В молодости Лабрусс испытал сильное воздействие марксизма. В начале 20-х годов он принадлежал к руководству Союза коммунистической молодежи и был одним из редакторов «Юманите». В дальнейшем он перешел в социалистическую партию и в 30-е годы был близок к ее руководству. Вслед за Симианом Э. Лабрусс доказывал, что экономические циклы своим ритмом определяют историческое развитие. Их важнейшим признаком он также считал движение цен и зависящее от него движение доходов разных социальных групп.
Но, будучи историком, Лабрусс стремился конкретно исследовать влияние движения цен и доходов на социально-политическую борьбу и возникновение революционных движений. Поэтому наряду с экономическими процессами «большой длительности», которые привлекали преимущественное внимание Симиана, Лабрусс изучал и более краткие, и более непосредственно воздействующие на социальную активность сезонные и «циклические» (10—20 лет) колебания цен и доходов. Под этим углом зрения были написаны главные исследования Э. Лабрусса «Очерк движения цен и доходов во Франции XVIII века» (2 тт., 1933—1936) и «Кризис французской экономики в конце старого порядка и в начале революции» (1944, вышел лишь первый том) этого труда).
На основе громадного архивного материала, подвергнутого статистической обработке, Лабрусс установил, что в 1726—1789 гг. происходили длительное падение реальной заработной платы и рост стоимости жизни. Он выявил динамику арендной платы, возрастание бремени десятины и сеньориальных платежей, взимавшихся с крестьян, и показал, что эти процессы повлияли на обострение классовых противоречий во Франции XVIII в. и созревание в ней буржуазной революции.
В своем понимании исторического процесса Лабрусс придерживался, по его собственному выражению, «экономического объяснения истории». Однако его методологию отличали черты своеобразного «экономического материализма», упрощенно-механистического толкования связи экономики и политики, характерные для социал-демократического подхода к истории. В центре внимания Лабрусса — сфера обращения, история народонаселения, техники, объем производства; характер форм собственности, производственные отношения остаются в тени. Так, называя экономику Франции XVIII — первой половины XIX в. «экономикой хлеба и текстиля», он оставлял в стороне разложение феодальных и утверждение капиталистических производственных отношений, что было определяющим качественным признаком и двигателем этого периода французской истории.
Уже первый фундаментальный труд Лабрусса, появившийся в разгар кризиса 1929—1933 гг., когда экономические проблемы оказались в центре внимания общественности, создал известность его автору. В последующие годы Лабрусс выдвинулся в число ведущих специалистов по социально-экономической истории и сыграл большую роль в развитии французской историографии.
В порядок дня вновь встали проблемы причин революции и ее значения для последующей истории страны, роли народных масс, революционного насилия и революционной диктатуры. Сторонники правого, клерикально-монархического, а позднее профашистского направления, продолжавшие традицию Тэна, стремились дискредитировать заложенные революцией республиканские и демократические основы. Будучи непримиримыми врагами всякой революции, они охотно проводили параллель между Французской буржуазной революцией 1789 г. и Великой Октябрьской социалистической революцией. Фашиствующий историк П. Гаксотт изобразил диктатуру якобинцев как «коммунистическую диктатуру»8. В книгах этих историков революция и особенно ее высший этап — якобинская диктатура изображались разгулом насилия и темных страстей, царством голода и террора. Показательны в этом отношений работы академика Л. Мадлена, который называл якобинскую диктатуру «режимом крови» и оправдывал государственный переворот Наполеона Бонапарта. Пристрастность и откровенная необъективность историков правого толка лишали их труды сколько-нибудь серьезного научного значения, превращая их в политические памфлеты.
Историки либерально-республиканского направления, игравшего ведущую роль в период до первой мировой войны, заявляли о своей верности буржуазно-демократическим традициям Французской революции. Однако основное место в их деятельности постепенно заняла борьба против идей социалистической революции. Глава либерально-буржуазной школы Альфонс Олар противопоставлял идеи революции 1789 г. идеям Великой Октябрьской социалистической революции. Вопреки фактам, он утверждал, будто «идея насилия чужда и даже прямо противоположна духу (французской) революции», которая имела в основном «легальный и юридический характер» 9.
В научном плане школа Олара, придерживавшаяся принципов традиционной позитивистской методологии и занимавшаяся в основном изучением политической истории, постепенно сходила на нет. В последние годы жизни (он умер в 1928 г.) необходимость пересмотра прежних взглядов признал сам Олар. «Марксисты всех нас привели к большему признанию этой экономической точки зрения, которая оставалась в таком пренебрежении в большей части крупных трудов по истории революции, — говорил он в одном из своих выступлений. — На эту экономическую точку зрения мы не смогли стать целиком, но пришлось признать, что в подготовке и развитии революции экономические вопросы играли более важную роль, чем это раньше думали». После смерти Олара созданное им Общество по изучению истории Французской революции утратило положение главного центра исследований по истории революции. В 1935 г. оно прекратило свое существование. В 1940 г. перестал выходить основанный Оларом журнал «Французская революция».
Творческая инициатива в изучении Великой французской революции перешла к радикально-демократическому направлению, лидером которого стал Альбер Матьез (1874—1932). Выходец из крестьянской семьи, человек леворадикальных взглядов, Матьез в 20-е годы симпатизировал Октябрьской революции и Советской России. Некоторое время он был близок к коммунистической партии и сотрудничал в «Юманите». Именно в этот период им были созданы лучшие работы. В противовес Олару, прославлявшему главу «умеренных» якобинцев Дантона, Матьез поставил в центр своего внимания деятельность Робеспьера, которого он оценивал исключительно высоко.
В условиях послевоенной Франции энергичная защита Мать-езом революционных методов якобинцев во главе с Робеспьером имела немаловажное общественное значение. Реабилитация Робеспьера составляет «научную и политическую заслугу Матье-за»11, — писал академик Н. М. Лукин. Другой важнейшей его заслугой является начатое им вслед за Жоресом систематическое изучение социально-экономических проблем Великой французской революции, исследование положения и борьбы народных масс. В лучших работах Матьеза «Французская революция» (3 тт., 1922—1927) и особенно в монографии «Борьба с дороговизной и социальное движение в эпоху террора» (1927) убедительно показана роль городских низов в революции, подробно изучена социально-экономическая политика якобинцев.
К недостаткам трудов Матьеза относится прежде всего его некритическое отношение к Робеспьеру и приравнивание социально-экономических мероприятий якобинцев к социалистическим. Не понимая классовой ограниченности их политики, Матьез отрицательно оценивал деятельность всех политических течений, стоявших левее Робеспьера («крайних» якобинцев, «бешеных»). Вслед за Робеспьером он безосновательно именовал их вождей «контрреволюционерами» и «наймитами врагов народа».
После смерти Матьеза руководящая роль в радикально-демократической историографии перешла к Жоржу Лефевру (1874— 1959). Как и Матьез, Лефевр вышел из среды трудящихся. Его отец был мелким служащим, дед — рабочим. В молодости Лефевр являлся сторонником Ж. Г еда и с тех пор неизменно придерживался левых убеждений. Его исторические взгляды сложились в значительной степени под влиянием Жореса, но Лефевр неоднократно обращался к трудам К. Маркса. «Не разделяя полностью взглядов Маркса, он подчеркивал плодотворность марксистской мысли как метода исследования» 12. Лефевр «никогда не скрывал, — вспоминал один из его учеников, — ни своего восхищения Лениным, ни своей симпатии к международнохму коммунистическому движению» !3 и Советскому Союзу. «Блестящие успехи Советского Союза,— говорил он в 1946 г., — позволяют сохранить веру в человеческий разум» н.
В объяснении исторического процесса Лефевр нередко склонялся к идее взаимодействия различных факторов (экономического, биологического, психологического и т. д.), однако он решительно отвергал идеалистическое объяснение истории движением идей; постоянно подчеркивал громадное значение экономических и социальных процессов в развитии человеческого общества.
Как и Матьез, Лефевр очень высоко оценивал историческую роль якобинцев и Робеспьера, которого считал «самым выдающимся из первых вождей французской демократии». Но он не разделял «робеспьеристеких» увлечений Матьеза и его негативной оценки левых течений, связанных с выступлением парижских низов. Важной заслугой Лефевра является выдвижение им задачи изучения Французской революции «снизу», т. е. тщательного исследования положения и борьбы народных масс. При этом сам Лефевр впервые во французской историографии занялся углубленным анализом роли крестьянства. Решению этой проблемы посвящены его главные исследования: «Крестьяне департамента Нор во время Французской революции» (1924), «Великий страх» (1932), «Аграрный вопрос в эпоху террора» (1932).
До Лефевра французские историки, не исключая Жореса и Матьеза, видели в крестьянском движении лишь отражение той борьбы, которую вела буржуазия. Лефевр убедительно доказал, что цели крестьянского движения («крестьянской революции», как он ее называл) далеко не во всем совпадали с целями буржуазии, что между этими классами существовали противоречия и шла борьба. Требования крестьян радикально уничтожить феодальные повинности, и особенно уравнительные требования бедноты, наталкивались на сопротивление буржуазии. Только силой своего революционного натиска крестьяне добились полной ликвидации сеньориального строя. Но даже якобинцы, как хорошо показано в книге Лефевра «Аграрный вопрос в эпоху террора», не шли достаточно решительно навстречу требованиям сельских низов об уравнительном разделе земель.
Высоко оценивая труды Ж- Лефевра, советские историки критиковали некоторые его теоретические положения, в частности ошибочный вывод о том, что «крестьянская революция» не являлась органическим элементом буржуазной резолюции 15.
Значение работ Лефевра выходит за рамки исследования революции 1789 г. Одним из первых он поддержал попытки Сими-ана и Лабрусса ввести в изучение истории количественные методы, без которых, по мнению Лефевра, «не существует науки» !S. Плодотворным оказалось предпринятое им изучение социально-исторической психологии. В работе «Великий страх» и в ряде последующих статей он показал сложную связь социальной психологии народных, главным образом крестьянских, масс с их социально-экономическим положением и с конкретными условиями классовой борьбы. Новаторские работы Лефевра выдвинули его в первые ряды французских историков.
Больше других изучалась революция 1848—1849 гг., исследование которой велось по преимуществу в рамках созданного в довоенное время под руководством правого социалиста Ж- Ренара Общества истории революции 1848—1849 гг. В 1918 г. это общество было преобразовано в Общество истории революции 1848 г. и революций XIX века. Показательно, что примыкавшие к нему буржуазные и социал-реформистские историки изучали лишь буржуазные революции XIX в., исключив из рассмотрения Парижскую коммуну 1871 г. Руководителем общества до своей смерти в 1930 г. оставался Жорж Ренар. В послевоенный период он занимался главным образом историей труда и экономики, но неоднократно возвращался к общей оценке революции, в которой отразилась его идейная эволюция: до войны он считал революцию прогрессивным шагом в развитии человечества, а после нее выступил с утверждением, что революции, которые сопровождаются голодом и насилием, якобы неизбежно приводят к диктатуре. Категорически отвергая, диктатуру пролетариата, Ренар воспевал «дух братства», якобы обнаруженный им в революции 1848 г. во Франции.
Историки, группировавшиеся вокруг Общества истории революции 1848 г. и революций XIX века, изучали главным образом экономическое положение Франции накануне революции 1848 г., утопический социализм и государственный переворот Луи Наполеона. Большое внимание они уделяли локальной истории. Июньское восстание рабочего класса 1848 г. изучалось мало, причем часть буржуазных историков оправдывала репрессии против рабочих.
Изучение истории революции 1830 г. до некоторой степени стимулировалось празднованием ее 100-летнего юбилея. Буржуазная печать превозносила ее как «самую законную из революций», но историки и публицисты правого направления «постарались использовать эту дату для осуждения революции и восхваления монархии» 18.
В своих работах о жизни и деятельности Прудона, Оуэна и особенно в «Истории рабочего движения» (3 тт., 1939) Доллеан уделял главное внимание прудонизму и анархо-синдикализму.
Исследованием рабочего и социалистического движения более позднего периода занимались главным образом публицисты и политики, преимущественно члены социалистической партии или профсоюзов. Целый ряд книг по истории рабочего, профсоюзного и социалистического движения опубликовал социалист П. Луи, который в 1920—1923 гг. примыкал к коммунистической партии. Среди них «Французский синдикализм» (1922), «История социалистической партии» (1922), «История рабочего класса во Франции от революции до наших дней» (1927). В первые послевоенные годы П. Луи критиковал оппортунизм французских социалистов довоенного времени, но склонялся к анархо-синдикалистским преувеличениям роли профсоюзов в рабочем движении.
Наряду с П. Луи большой интерес к истории социализма и рабочего движения проявлял видный деятель социалистической партии, адвокат, публицист и историк Александр Зеваэс (1873— 1953). Под редакцией Зеваэса была издана «История социалистических партий во Франции» (12 тт., 1911 —1923). В послевоенный период Зеваэс, перешедший во время войны на позиции социал-шовинизма, опубликовал серию работ по истории рабочего и социалистического движения, в их числе «Социалистическая партия с 1904 по 1923 г.» (1923), «Жюль Гед» (1928), «Стачка в Деказ-виле» (1938). Труды Луи и Зеваэса, написанные с анархо-синди-калистских или социал-реформистских позиций, носили описательный и зачастую компилятивный характер. В них отсутствовал серьезный анализ процессов социально-экономического развития и расстановки классовых сил, однако благодаря своему фактическому материалу они в течение долгого времени оставались главным источником сведений о рабочем и социалистическом движении недавнего прошлого.
В борьбе против реакционной историографии Парижской коммуны существенную роль сыграли работы преподавателя истории и активиста профсоюзного движения Мориса Домманже. Написанные им биография известного революционера Бланки (1924), книги «Образование при Коммуне» (1928), «Люди и факты Коммуны» (1937) хотя и не свободны от некоторой идеализации бланкизма, однако проникнуты чувством горячей симпатии к Невиданные ранее масштабы войны и вызванные ею потрясения, появление новых государств и новых границ, естественно, приковывали внимание к сложным политическим и научным вопросам, связанным с историей войны. Самым важным был вопрос о причинах войны и ответственности за нее, особенно обострившийся в связи с публикацией Советским правительством тайных договоров, разоблачавших политику империалистических держав. Ее приверженцы рекламировали «миролюбие» Франции и других стран Антанты, отрицали империалистический характер французской внешней политики и всю ответственность за возникновение войны возлагали на Германию и Австро-Венгрию.
В 20-е годы «антантофильское» направление еще преобладало, но уже тогда появилось противостоящее ему направление, пересматривавшее официальную точку зрения. Вопреки «ан-тантофильской» пропаганде «ревизионисты» утверждали, будто главная причина войны коренится в союзе Франции с «агрессивной» Россией, которая, несмотря на «миролюбие» Германии, спровоцировала войну и втянула в нее Францию. Ни «антантофильское», ни «ревизионистское» направления не затрагивали главного вопроса: об империалистическом характере войны и ответственности за нее мирового империализма.
Французская коммунистическая партия, как и другие компартии, доказывала, что война была порождена системой империализма и ее виновниками являются империалисты всех стран.
Полемика во французской историографии вокруг происхождения и характера войны приобрела особенно широкий размах после выхода в свет публикации немецких дипломатических документов «Большая политика европейских кабинетов», которая представляла собой попытку доказать «миролюбие» кайзеровской Германии. В ответ французское правительство решило приступить к изданию своих дипломатических документов и привлекло к этой работе профессиональных историков. Значение этого мероприятия, затянувшегося на 30 лет (с 1929 по 1959 г.), вышло за пропагандистские рамки. 43 тома под общим названием «Французские дипломатические документы» содержат огромный фактический материал о происхождении первой мировой войны и по своему научному уровню превосходят аналогичные публикации, осуществленные в Германии и Англии.
Одним из руководителей французской публикации был историк Пьер Ренувен (1893—1974), впоследствии профессор Парижского университета и академик, крупнейший французский специалист в области международных отношений. В начале 20-х годов Ренувен стал одним из организаторов и руководителей Общества по истории войны, редактором его журнала «Обозрение истории мировой войны». В 1925 г. появилась его первая крупная работа «Непосредственные причины войны». В ней освещалось развитие международных отношений в течение двух последних месяцев перед началом войны. Автор доказывал тезис о виновности кайзеровской Германии в развязывании войны. Вместе с тем он воспринял и некоторые черты «ревизионистской» концепции, утверждая, что царская Россия якобы втянула Францию в войну с Германией. Вопроса об империалистическом характере войны и ответственности за нее империалистической системы Ренувен не ставил.
В 1929 г., когда во Франции торжественно отмечалась 15-летняя годовщина начала войны, вышел в свет коллективный труд французских историков «Дипломатическая история Европы (1871—1914 гг.)» Важнейшие главы этого двухтомного издания были написаны Ренувеном. Широко используя дипломатические документы, Ренувен дал серьезный анализ дипломатии Германия и Австро-Венгрии, подчеркнув их ответственность за развязывание войны. Он выступил против «ревизионистов», утверждавших, что французское правительство следовало в фарватере царской России, но доказывал, что укрепление англо-французской Антанты (будто бы стремившейся к миру) было исключительно следствием агрессивности Германии. Ученик Сеньобоса и Олара, Ренувен в целом выступал как приверженец позитивистской школы, однако наряду с описанием фактов политико-дипломатической истории он освещал проблемы экономического соперничества, на-циально-освободительных движений, гонки вооружений, идеологической подготовки к войне.
Последняя крупная работа Ренувена рассматриваемого периода — монография «Европейский кризис и великая война (1904—1918 гг.)» (1934). В ней еще яснее проявилось его стремление выйти за рамки политико-дипломатической истории. Рассматривая вопрос о причинах войны, Ренувен уделил значительное внимание экономическому соперничеству великих держав и внутриполитическим проблемам. Однако общая схема автора мало изменилась: Ренувен оправдывал политику Англии и Франции; утверждал, что финансисты и промышленники всех стран стремились к миру, обходил молчанием вопрос об ответственности системы империализма за возникновение войны.
Главным центром изучения «колониальной истории» являлось созданное накануне войны Общество истории французской колонизации, которое издавало специальный журнал «Обозрение истории французских колоний». Основное содержание работ буржуазных историков — французские колонизаторы принесли в отсталые колонизуемые страны «культуру» и «цивилизацию», з результате чего Франция стала «матерью-родиной» для населения французской колониальной империи. Участие колониальных войск, сформированных французскими властями, в первой мировой войне обычно представлялось как неопровержимое доказательство любви и благодарности «туземцев» к их «матери-родине». Самой крупной работой этого плана была «История французских колоний и французской экспансии» (6 тт., 1929—1933) под редакцией Г, Аното и А. Мартино. Авторы издания утверждали, что французская колониальная политика якобы «свободна от всякого империализма» и имеет св
